действительно мог по совести высказаться так: «Поистине я совершил предначертанное для меня». За разрешением задачи всей его жизни вскоре последовала и кончина. Когда к концу 10 г. (весною 632 г.) вернулся он в Медину, не было, казалось, ничего особенного, что могло бы помешать видимо окрепшему во всех отношениях порядку вещей. Но вскоре вспыхнули в Южной Аравии волнения, которые, однако, на первых же порах потеряли острый характер благодаря неискусству и розни самих бунтовщиков. Доставленное в то же самое время бесстыдное послание Масламы, или Мусейлимы, в котором этот глава бену-ханифов дерзко заявлял, что он решился занять в Иемаме такое же положение, какое себе устроил Мухаммед в Северной Аравии, также не грозило опасностью. Это ни на чем не основанное притязание предполагалось устранить дипломатическим путем. О том же, что одновременно на далеком Востоке подготовлялось грозившее широко разрастись брожение среди бену-асад, еще не могли знать в Медине. Поэтому не было никакого основания отказываться от нового предприятия, о котором продолжал мечтать Мухаммед со времени возвращения своего из похода в Тебук. Дело шло о том, чтобы с усиленной энергией привести в исполнение старинную попытку и окончательно перенести войну за границы Аравии, на византийскую территорию. Цель снаряжения, приуроченного к 27 сафара 11 г. (25 мая 632 г.), обозначилась ясно на следующий же день с назначением полководца: обойдены были все известные прежние предводители, и руководство походом вверено было Усаме, сыну Зейда, павшего в сражении против византийцев у Муты, отомстить за смерть которого предполагалось уже собственно в прошлом году. Как вдруг 29 сафара (среда, 27 мая 632 г.) Мухаммед заболевает сильнейшей лихорадкой, которая, впрочем, очень скоро миновала. Так что в четверг, 1 раби I (28 мая), пророк был в состоянии торжественно вручить знамя Усаме. В одной миле к северу от Медины, в Аль-Джурфе, приказано разбить лагерь, сюда стали быстро, со всех сторон, собираться войска. Но пока длились все эти воинские приготовления, лихорадка обнаружилась снова с удвоенной силой, и вскоре затем болезнь приняла тревожный характер. В чем, собственно, состояла она, трудно решить, ибо дошедшие до нас описания симптомов истолковывают различно. Предполагают, что это было воспаление грудобрюшной преграды, по словам же одного знаменитого естествоиспытателя, который довольно долгое время пробыл врачом на Востоке, болезнь имела несомненные признаки перемежающейся лихорадки. От нее и в настоящее время почти ни один чужестранец не ускользает. В нездоровом климате влажной долины Медины мекканские «беглецы» заболевали постоянно. Сам же Мухаммед приписывал болезнь яду, отведанному им в Хейбаре, но едва ли есть какое-нибудь основание в этом предположении. Во всяком случае, главный симптом болезни проявлялся в лихорадочном состоянии, временами доходившем до жесточайших пароксизмов. Телосложение пророка, как и у многих лиц, склонных к нервному возбуждению, было если не крепкое, то, во всяком случае, очень выносливое, так что, за
СКАЧАТЬ
