Авернское озеро. Юлия Лавряшина

Чтение книги онлайн.

      – Таких талантов, как вы, в этом городе больше нет…

      – Талант, талант! В юности меня очень занимало это понятие, ведь я хотел стать художником.

      – Вы им и стали. Пластическая хирургия – это тоже искусство.

      – Но я хотел быть художником, – упрямо повторил он. – Самое трудное, самое болезненное – это определить меру собственной одаренности. Насколько ты соответствуешь делу, которому собираешься посвятить жизнь? И никто тебе не сможет помочь в этом, потому что он и сам не Леонардо, значит, ему не дано судить. Если тебя ругают, ты ощетиниваешься, не можешь поверить, начинаешь искать того, кто похвалит. А услышишь похвалу, сомневаешься еще больше, опасаясь, что это из жалости, из человеколюбия.

      – И какой же вы нашли выход?

      Валерий Ильич по-стариковски поджал губы.

      – Я прислушался к себе. В каждом человеке, если он, конечно, психически здоров и не одержим манией величия, есть внутренний камертон, точнее которого не найти. Все дело только в том, чтобы не побояться к нему прислушаться.

      – И вы оставили живопись…

      – Я оказался не таким уж и трусом. – Он неловко усмехнулся.

      Затаив дыхание, Соня быстро произнесла:

      – Врач должен быть храбрым, правда? Я тоже пошла на некоторый риск с этим парнем, что принес розы.

      – С этим цветочником?

      – Он не цветочник. У него свой магазин автомобильных запчастей.

      – Прекрасно! Он обеспечит тебе возможность написать диссертацию, ты ведь собираешься…

      – Вы меня выпихиваете замуж? Нет, дорогой Валерий Ильич, ничего не выйдет. Он не станет зарабатывать для меня. Он – мой пациент.

      Стараясь не волноваться, Соня вкратце передала историю Зимина, с опаской наблюдая, как наливается угрюмостью лицо отчима. Но когда дело хотя бы косвенно касалось медицины, Валерий Ильич проявлял чудеса терпеливости. Выслушав Соню, он лишь подергал носом, тяжеловатым для мелкого лица, и укоризненно произнес:

      – Нехорошее дело. Так нельзя, дочка.

      На Сониной памяти было всего два-три случая, когда он называл ее дочкой. Ей сразу стало не по себе и захотелось убедить его, что этот рассказ – всего лишь шутка. Глупая, вульгарная шутка! Но он бы уже не поверил…

      Расхаживая по комнате, то и дело цепляясь взглядом за пламенеющий букет, Валерий Ильич снова заговорил:

      – Душа человека – слишком хрупкий сосуд, чтобы врач позволял себе жонглировать им. Это куда опаснее, чем фокусы, которые я проделываю с лицами. Человек способен выжить, даже когда обожжено до девяноста процентов его кожи. Но если сгорела душа…

      Звонок не позволил ему закончить. Испуганно взглянув на Соню, отчим скрылся в кабинете, а она все не могла оторвать взгляда от неба, светлеющего к горизонту, на котором уродливым зигзагом чернела засохшая береза. Погибшая много лет СКАЧАТЬ