– Пообрезали им все – и живыми на колы… Они плакали, кричали, конечно. Этим только смех…
Неустроев резко выпрямился, двумя рывками собрал на спине складки гимнастерки, застегнул воротничок, потом зачем-то взглянул на часы.
– Ночью все и совершили. Вам бы чуток пораньше прийти…
Земля медленно проворачивалась под ногами Одинцова.
– В общем так! – взмахом руки Неустроев подозвал ординарца. – Сестер снять… собрать все, что осталось. Раненых отыскать и врача тоже. Братскую могилу, положить всех вместе, холм насыпать. Табличку выжечь, все как есть. Номер санбата потом узнаем.
Ординарец стоял навытяжку, нервно подергивая плечами и стараясь не смотреть в сторону плетня.
– Всех сюда.
Неустроев поправил на плече автомат.
– И этих – тоже. До одного.
– Прикажете их связать, товарищ гвардии старший лейтенант? – уточнил ординарец.
– Не нужно, – Неустроев нехорошо улыбнулся. – С того света не сбегут.
Одинцов так и стоял, прижавшись спиной к горячей от солнца, серебристо-черной бревенчатой стене избы. Его мутило. Спирт не помог – на губах был вкус свежей крови. Казалось, весь мир залит кровью, сам воздух пропитан ею и каждый вдох гонит сквозь легкие ее горячую, приторную отраву. Ему хотелось уйти отсюда куда-нибудь, поскорее и не задерживаясь; уйти туда, где нет крови, где солнце светит ясно, а воздух чист и прохладен.
– С того света не-сбе-гут! – повторил Неустроев, развязывая кисет. – А этого света им осталось на одну самокрутку.
– Что вы намерены делать ? – хрипло спросил Одинцов, поняв, что здесь, кажется, вот-вот опять прольется кровь.
Пусть чужая, вражеская, немецкая, – справедливая, но все равно кровь; а крови больше не надо, ни чьей, мир и так уже ею захлебнулся, и не надо, не надо, не надо…
– Что ?! – старший лейтенант вскинул на него изумленные голубые глаза. – Ты что, политрук? Еще спрашиваешь, что с ними делать ?!
…Но должны… Должны же оставаться хоть какие-то человеческие законы, – подумал Одинцов, вдруг вспомнив то, чему его успели научить давным-давно, в прошлой жизни, на двух курсах юридического факультета, откуда он ушел на фронт. – Законы, без которых общество превратится в стаю волков, грызущих друг другу глотки…
– Пленных расстреливать нельзя, – тихо и не очень уверенно сказал он.
– Так ты что – живыми их хочешь оставить ?!!
– Я…– Одинцов облизнул сухие, вмиг потрескавшиеся губы, ощутив в себе волю от подействовавшего наконец спирта.
Да, в самом деле, единственным спасением от этого кровавого кошмара оставалось только возвышение над ним, сохранение своего человеческого облика; только будучи человеком можно было не утонуть в крови…
– Мы освободители. И не имеем право действовать теми же методами, что фашисты. СКАЧАТЬ