Марина Цветаева. Воздух трагедии. Лина Кертман

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ записях. Поразительно! Нельзя забывать, что это пишет мальчик, так страшно потерявший мать и любимого брата, мучительно остро чувствующий хрупкость всего живого и дорогого. Даже в первые годы счастья с Мариной Сергей во многом продолжал оставаться болезненно впечатлительным осиротевшим мальчиком.

      «Лиленька, если бы ты знала, какая здесь есть девочка. Ей семь лет. Родители: скушные (так. – Л.К.), жалкие, больные – чиновник с женой. А она, наверное, обречена на смерть. Ручки и ножки – одни кости. Всего боится. Некрасивая. Никто с ней не играет.

      А глаза, как у Глеба (Глеб – рано умерший брат Сергея. – Л.К.).

      ‹…› Она абсолютно одна. А в ней ужас, который только во сне может привидеться ‹…› Я пробую с ней заговаривать. Меня теперь она встречает улыбкой, но такой жалкой ‹…›. М. б. она самое печальное, что я видел в жизни. ‹…› Главное, что ее все пугает. Она шарахается от прохожих, собак, даже от шумящих деревьев. От всех она ждет злого умысла ‹…›. Каждый раз, как я ее встречаю, я чувствую сильнейшую боль. Она как предостережение мне. И эта ‹…› испуганная улыбка, если бы ты ее только видела…», – так писал Сергей старшей сестре Лиле из Коктебеля в Москву (Е. Эфрон. 1916, июнь).

      Читать это мучительно тяжело – как самые страшные страницы романов Достоевского (их напоминает и сам сюжет письма). И здесь очень ощутима душевная незаурядность Сергея Эфрона – многие ли молодые люди ТАК обратят внимание на несчастного ребенка?

      Искусствовед и писатель Николай Еленев, познакомившийся с Сергеем Эфроном еще до революции (в Чехии их знакомство продолжилось), оставил потрясающее воспоминание о своем первом впечатлении от него. Они встретились на вечере в честь балетмейстера Мариуса Петипа в Камерном музыкальном театре в Москве.

      «Меня поразило лицо одного из спутников Марины – высокого брюнета со скорбно сдвинутыми бровями, серыми глазами ‹…›. Это был С.Я. Эфрон, муж Цветаевой. Привычным движением, которое позже я наблюдал неоднократно, в беседе он часто заслонял кистью руки глаза, как бы защищаясь от чего-то ‹…›. За тридцать лет до своего расстрела Эфрон подсознательно искал защиты. В жизни он чувствовал себя пасынком. Гетто своего „я“ Эфрон никогда и ни в каком окружении не изжил» (Николай Еленев. «Кем была Марина Цветаева?»)

      Много страшного ждало Сергея Эфрона впереди, но и пережито к этому времени было уже немало, и при всей спасительности «чуда встречи» с Мариной он продолжал жить с тяжело раненной душой и оставался человеком обостренной впечатлительности.

      «…в поношенной шинели, грязной офицерской фуражке, с печально-тревожными глазами в ожидании какой-нибудь беды», – таким увидел и запомнил его Николай Еленев в 1921 году, когда они оба долго ехали в холодном вагоне из Константинополя в Чехию.

      «Меня, очевидно, могут любить только мальчики без матери, безумно любившие мать – и потерянные в мире», – напишет Марина Цветаева в дневнике и в одном из писем поэту Евгению Ланну в том же 1921 году, еще не получив известия о том, что Сергей жив…

      Без множества этих СКАЧАТЬ