Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников. Марк Уральский

Чтение книги онлайн.

      В «Беседах о ремесле», которые печатались в 1930–1931 годах, Горький вспоминает, что он довольно рано понял решающее культурно-историческое значение труда, его организующую силу. Он называет книги <…> социальных философов, в том числе «Азбуку социальных наук» В. В. Берви-Флеровского, книги, богатые фактическим материалом, внушившие «твердую уверенность, что значение труда как основы культурного роста человечества должно быть очевидно и понятно для всякого рабочего человека, если он не идиот.

      …уже <…> в 90-е годы, он был «несколько знаком с учением Маркса», под влиянием которого у него слагалась «третья мораль»: не ницшеанский принцип «падающего толкни» и не христианский – «падающего поддержи», а – «восстающего поддержи». Подводя известный итог своему общему пониманию философской ориентации, в речи «Борьба с неграмотностью» <1920 г.> Горький выделяет «основные вопросы, которые интересуют все человечество и которые впервые еще у дикарей толкнули мысль на тот путь, который привел к великим завоеваниям, которые сейчас в ваших руках:… откуда человек? Что такое жизнь? Как она началась на земле? Есть ли у нас душа? Что такое душа?» Писатель фиксирует «антропологическое» ядро философии, ее суть, восходящую к парадигме мифологического мышления, к началу становления человеческой культуры. То умонастроение, которое несла философская антропология, было близко Горькому и как писателю, и как самобытному философу.

      <…>

      Горький фактически воспроизводит тот антропологический круг, который был вычленен в философии со времен Людвига Фейербаха: человек – исходный пункт размышлений философа (и художника, по Горькому), и он же – конечная цель [ЛЮБУТИН].

      тайной теологии является антропология. Религия есть ни что иное как выражение, «опредмечивание» основных потребностей человека, форма его самосознания. Отсюда Фейербах приветствует позитивное развитие, состоящее в том, что человечество отрицает Бога и утверждает самого себя. Таким образом, исторический распад христианства казался Фейербаху неизбежным: как на место молитвы пришел труд, место Христа должен занять человек. Вместе с тем, устраняя или, точнее, меняя субъекта религиозных предикатов мудрости, гуманности, совершенства, доброты, моральности и т. п., Фейербах ни в коем случае не хотел их устранить. Отсюда он получил прозвище «набожного атеиста» [МАРКОВ].