Час ноль. Сборник рассказов. Виктор Уманский

Чтение книги онлайн.

      До часа ноль оставалось полно времени, но никто не спал. Казалось странным тратить на сон, возможно, последние часы жизни, – но и никаких более полезных занятий не находилось. Внутренние сомнения они разрешили, с близкими объяснились, снаряжение подготовили, перепроверили и спрятали.

      Андрей с мрачным и торжественным лицом начищал сковороду над помойным ведром, будто с этим сверкающим щитом ему предстояло отправиться в бой. Он давно отрезал себе путь к отступлению – когда вместе с Катей ушёл в подполье. И он, и Катя были смертниками: им предстояло или победить этой ночью, или погибнуть. Катя сейчас была в «раковине», так на их кодовом языке назывался штаб сопротивления. Несколько десятков бойцов выйдут оттуда в час ноль и ударят в двух направлениях: по администрации трудового сектора и форту военной полиции. Одновременно с этим бойцы из десятков ячеек по всему сектору свяжут боем локальные отряды полиции и дадут сигнал к восстанию угнетённым и отчаявшимся рабочим.

      Кроме Кати у Андрея не было близких. Отца он не помнил, а мать умерла от рака, когда Андрею было девять. И хотя Катя подвергала себя смертельному риску, она была взрослым человеком и сама сделала выбор, когда вместе с Андреем бежала с завода. Она знала, на что шла.

      Фёдору в этом смысле было сложнее. Восемь лет назад, в ноябре 2097-го, взрыв на очередной инаугурации Вождя объявили терактом мятежников, и полиция начала хватать всех, на кого падали подозрения в нелояльности. Было объявлено, что их отправят в специально созданные «трудовые сектора» – для «проверки надёжности». Под гребёнку попала и дочь Фёдора, занимавшаяся общественной работой в институте. Жена в истерике бросилась ему на грудь. Она была уверена: Юля не вернётся.

      Родственники схваченных толпились перед отделением полиции, требуя, угрожая и умоляя. Ворота были заперты, караулка у ворот – пуста. Железный забор с гнутыми прутьями не выглядел серьёзным препятствием, в отличие от двух пулемётчиков в касках, лежащих наверху широкой грязной лестницы. Хамоватый сержант в бронежилете дважды выходил на крыльцо и орал, чтобы «мрази расходились»: полиция не собиралась ни отпускать заложников, ни отправлять их родственников в трудовой сектор по желанию.

      Через час вышел уже капитан: вежливый и подтянутый молодой человек. Он пообещал что-то придумать. Следующие два дня Петровы спешно собирали деньги. Комнату продали за копейки, и остаток пришлось занимать у знакомых – тогда Фёдор ещё допускал, что им удастся вернуть долг. На третий день они сидели в одном изоляторе с дочкой, а ещё через неделю всех их поездом отправили в трудовой сектор.

      Общежитие при заводе встречало гнилостной вонью, сдавливало грудь заплесневевшими влажными стенами, изрыгало из своей глотки облака мух и полчища жирных рыжих тараканов, выдерживающих удар подошвы.

      Люди ютились на головах друг у друга. Зимой их колотил холод, а летом – глаза слезились от вони.

      Это место стало пристанищем: здесь можно было отдохнуть от чудовищной, изнуряющей работы на заводе. Каждый день с восьми до десяти Фёдор работал со сварочным аппаратом. На сетчатке оставались ожоги; если бы не маска, Фёдор давно бы ослеп. С окончанием рабочего дня он добирался до общежития едва ли не на ощупь. Жена, когда её жуткий кашель в очередной раз продирался изнутри, лишь махала рукой: продуло, скоро пройдёт. Да только пневмония сама собой не проходит. Жена выгорала на работе, а Фёдор не мог ей помочь.

      Именно здесь Фёдор, до «блокады» (как её теперь называли) вовсе не лезший в политику, стал не просто оппозиционером, а революционером. Но, в отличие от Андрея и Кати, его жена и дочь не были преступниками. Они трудились и страдали – но они были живы. Если Фёдора схватят, его семью отправят в ИС – исправительный сектор. А оттуда уже не возвращаются.

      Он до сих пор мог отказаться, махнуть рукой. А умей он красноречиво говорить, ещё добавил бы: «Для революции я всего лишь солдат. Меня не станет – и на моё место встанет другой. А для семьи я – почти целый мир. Кормилец и защитник. Оставаясь с женой и дочкой, я смогу позаботиться о них лучше, чем если отдам жизнь на благо всей нации».

      Если Фёдору и приходили в голову такие мысли, то он их не озвучивал. Он лежал на койке с закрытыми глазами, и лицо его было мертвенно бледным. Лёня уселся перед дверью, скрестив ноги, и армированной ниткой зашивал башмак. Уж ему-то было проще всех. Ни жены, ни детей, ни родителей. Ни-ко-го.

      Дверь их комнаты, которую тайком укрепляли по ночам целую неделю, могла выдержать несколько ударов ногой и даже парочку – армейским тараном. Но заряд взрывчатки, установленный в район замка, не оставил ей шансов. Лёня оказался ближе всех. Взрывная волна ударила по ушам и опалила брови, а распахнувшаяся дверь ударила его ребром в лоб. Лёня опрокинулся на спину, а сверху навалились двое солдат в полном обмундировании. Один попытался с размаху заехать кулаком Лёне в челюсть, СКАЧАТЬ