Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости. Майа Шалавиц

Чтение книги онлайн.

      Это желание – тормоз на пути в будущее, это симптом страха смерти и любви к предсказуемым ощущениям. Именно эта любовь к предсказуемым ощущениям, а не прием наркотиков сам по себе, является главным, что наносит вред наркоману.

      Первым лекарством, которое я приняла в своей жизни, был риталин, и его мне прописал врач. Это было в 1968 году, и было мне тогда всего три года. Понятно, что я не участвовала в разнузданной наркотической культуре того периода. Нет, все было проще: моя мама повела меня к детскому психиатру по рекомендации миссис Дарлинг, моей учительницы из детского сада. В то время я посещала прогрессивную – а на самом деле немного хипповую – частную школу для одаренных детей в верхнем Ист-Сайде. При поступлении я прошла тестирование, и меня приняли для прохождения базового цикла подготовки. Мать хотела, чтобы я училась в творческой, стимулирующей и свободной от расовых предрассудков атмосфере. Либеральная школа Линкольна, которую посещал ее младший брат, полностью соответствовала воспитанию в учениках широты взглядов на экономическое и расовое равенство.

      Но миссис Дарлинг была сильно встревожена. Она так разволновалась, что попросила мать прийти в школу и понаблюдать за моим поведением. В отличие от остальных моих трехлетних одноклассников, я не могла ни минуты спокойно усидеть на месте. Я могла с головой погрузиться в какую-нибудь деятельность, например в рисование, но, естественно, не по контурам, а только по своей воле. Учителю было трудно заставить меня сконцентрировать внимание на каком-то предмете. Я часто плакала и не выносила смены заданий. Я плохо контактировала с другими детьми и предпочитала игры в одиночестве. Видя, как сильно я отличаюсь от других, мама согласилась отвести меня к психиатру. В результате мне выписали риталин.

      Я, конечно, не помню никаких подробностей моего первого визита к психиатру, но мама говорила, что это была приветливая пожилая женщина, выпускница Колумбийского университета. В кабинете было полно игрушек. Она посмотрела, как я играю, поговорила со мной, послушала мамин рассказ о моем поведении в школе и о моих трудностях в общении. После этого психиатр сказала, что я обладаю повышенной чувствительностью – на мой артистичный вкус, это не слишком большой комплимент, а скорее клинический диагноз, обозначавший, что я преувеличенно реагирую на внешние раздражители. Кроме того, она обозвала меня «эмоционально лабильной», то есть обладающей повышенной реактивностью на собственные чувства, в добавление к моей повышенной чувствительности к картинам, звукам, запахам, вкусу, текстуре материалов и прикосновениям. Более того (я никогда не знала, что это такое до того, как стала искать материал для книги), психиатр поставила мне диагноз синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Если бы меня в том нежном трехлетнем возрасте осматривали сегодня, то мне, скорее всего, поставили диагноз одной из форм аутизма.

      Но в то время синдром Аспергера СКАЧАТЬ