Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр Ингвин

Чтение книги онлайн.

      Кое-чего о чем, оказывается, стоило подумать прежде, чем совершать резкие движения.

      – Колется, – смущенно сообщил я.

      – Ага, – со смешком кивнула царевна. – Солома все-таки.

      Мы медленно, цепляясь растаскиваемыми ногами за соседа, расползтись в стороны.

      Две живые параллели недолго пролежали неподвижно. То локоть, то коленка, то случайно (ли?) откинутая рука натыкались на напарника и с извинениями отскакивали обратно. Как шарик в пинг-понге. Ход переходил к сопернику, и ждать его, ответного, приходилось недолго. Взгляд то увязал в «сетке» временно повернувшейся спины, то отлетал от «удара» вскинутого встречного взгляда. Иногда при такой встрече он замирал в опасном предчувствии… и распадался на взбудораженные половинки. Они убегали в себя, но непроговариваемой вслух надежды, увы, не теряли.

      Надежда, говорят, умирает последней. Сказки, господа присяжные заседатели. Последними в человеке умирают клетки эпителия, которые производят волосы и ногти. И это грустно. Куда ни плюнь, везде во главе оказывается физиология.

      Здесь та же ерунда. Нас тянуло друг к другу. Меня толкали гормоны, напарницу тоже что-то такое. Или не такое. Кто их знает, этих девчонок, что и на что их толкает.

      Перед закрывшимися глазами в подробностях проплыл минувший день. Затем предыдущий, не менее насыщенный. В мыслях я проживал их совсем по-другому. Введя сослагательное наклонение, представлял в разных вариантах. Всегда ли был прав? Не лучше ли было…

      Какая разница. Сделал все так, как должен. Точка.

      На лоб и нос упали щекочущие соломинки. Затем полетело еще, как из включенной газонокосилки – это Марианна вновь устраивалась в раздвигаемом приминаемом сене. Когда улеглась окончательно, она закрылась от меня, отгородившись скрючившейся спиной. Руки обхватили низ живота, коленки прижали их, поднявшись до самой груди.

      – Болит?

      – Немножко.

      Ну-ну. А корежит ее так, будто множко.

      Не сумев отказаться от очередного удачного совмещения благородного и истинного мотивов, я повернулся к царевне и обнял сзади.

      Долго лежали, слушая стук сердец.

      – Знаешь, – нарушил тишину нежный голос, – у тебя врачевательский талант.

      – Мама говорила: не зарывай талант в землю, не губи природу.

      – Мамы плохого не посоветуют. – Непонятно, отреагировала она подобным образом на шутку или пропустила мимо ушей, думая о своем. Оказалось, второе. – Не сочтешь покушением на нравственность просьбу еще раз помочь уменьшить боль?

      Милые, милые грабли.

      – Давай попозже. Ты засыпай, а я потом положу.

      И ведь хочется наступить, и поговорку про увязший коготок помню.

      – Понятно. Отсрочка – надежнейшая форма отказа.

      Понятно? Ни черта тебе не понятно. Если девушка говорит «Понятно», значит, не поняла, но понапридумывала себе тако-о-ого…

      Вздохнув, я переместил ладонь СКАЧАТЬ