Сестра Марина. Люсина жизнь (сборник). Лидия Чарская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ особенно, Евгений Владимирович… А сказать все-таки нельзя…

      – Никто не скажет? – смеясь и слегка волнуясь, спросил Семочка, обводя глазами сгруппировавшихся у дивана сестер. Его взгляд встретился с вытаращенными простоватыми глазами сестры Смуровой, испытуемой курсистки, не отличавшейся особенной сметкой и умом.

      – Может быть, вы можете сказать, сестрица, какое у меня еще прозвище есть? – обратился к ней Семочка с неподдельной мольбой в голосе.

      – Я, Евгений Владимирович, могу… – брякнула Смурова, сделав испуганное лицо.

      – Ну, как же? – медовым голосом допытывался Семенов.

      – Молчите! Что вы?! – со всех сторон зашептали сестры.

      Но Смурова уже не могла удержать того, что рвалось у нее с кончика языка.

      – Ну? – Семочка смотрел просительно и умильно. – Ну, как же вы изволили прозвать меня?

      Смурова еще больше округлила глаза, вытянула для чего-то трубочкой губы и, высоко подняв брови, выпалила на всю комнату:

      – «Касторкой», Евгений Владимирович, «касторкой» прозвали вас!

      И сделалась мгновенно красная, как свекла. Все почувствовали себя неловко, но Юматова, точно желая отвлечь внимание от выходки простоватой Смуровой, заметила:

      – Господа, нехорошо так веселиться! Ведь не следует же забывать, кто мы и где мы!

      – О, нет! – выступил горячо Козлов. – Не грех повеселиться и нам. Мы такие же люди, как все другие, и нет никаких решительно причин, чтобы не удовлетворить хоть раз в год свое желание пошутить, даже подурачиться немного. Не прав ли я?

      – Конечно, правы, Валентин Петрович, конечно! – раздалось со всех сторон в ответ Козлову.

      – Великий Шиллер сказал, что веселиться нужно каждому человеку и кто никогда не веселится, тот нехороший человек, – заметил Фик-Фок.

      – Сказал он это или нет, все равно будем веселиться, – почти сердито произнес Козлов.

* * *

      – Тише! Тише! Слушайте хорошенько!

      Черненькая, смуглая Двоепольская настроила гитару, и первые звуки «Вiтров буйных» поплыли по комнате.

      Густой, мягкий бархатный голос «семинариста» покрыл дрожащие струны. Могучей волной пронесся он по комнате, вылился за дверь, помчался по коридору, по всему зданию общежития, вырываясь в сад и на двор.

      Ярменко пел с тем особенным залихватским хохлацким пошибом, с каким поют эту песню только прирожденные хохлы, дети вольной, когда-то свободной «Хохландии».

      Все было в ней, в этой песне: и широкие, как золотое безбрежное море, степи, и шелест могучего ковыля, и шепот вишневых садочков и «чернобривые» Оксаны, вышедшие поболтать с парубками у зеленого тына…

      – Вiют вiтры, вiют буйны,

      Аж деревья гнутся…

      – выводил врывающийся прямо в душу, за сердце хватающий голос певца… Взволнованные, потрясенные мощью звуков и силой выражения, слушали все присутствовавшие с затаенным дыханием, с шибко бьющимся сердцем вольную, дивную, прекрасную украинскую песнь…

СКАЧАТЬ