Моя ойкумена. Заметки. Дневники. Лирическая хроника. Владимир Берязев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ паровозов на погрузке угля…

      Было ещё одно повторяющееся нечто, нарушавшее тишину в нашем доме по улице Циолковского, 16 – содрогание земли. Я с самых младых ногтей постоянно, как и все окрестные жители, испытывал на себе волны тектонических ударов. Мы ежедневно находились в зоне небольших землетрясений силой 1—2 балла, в шкафах и сервантах звенела посуда, покачивалась люстра, подрагивал под ногами пол, тело чувствовало, как после тяжёлого уханья, в недрах под твоими ногами постепенно затухает болезненная судорога. Как только я научился задавать вопросы, мне объяснили, что это подземные взрывы, что это в забое шахтёры рвут аммонит, чтобы добраться до угля, того самого, которым мы зимой топим печь. Земля на такое обращение отзывалась глухим стоном, выбросами метана, провалами поверхности на месте подземных выработок, крушением шахтной кровли, авариями и кровавыми катастрофами. Шахтёрский город отдалился вместе с юностью, уже две жизни вместилось в эти почти полвека, но содрогание недр, после глухого удара взрывчатки, помню каждой клеткой своего тела… Пусть и на пять раз в моей физической оболочке за это время поменялись все молекулы. Видимо, файлы памяти запечатлены не в материи, а в духе, всё-таки в нём. Вот начал вспоминать, разматывать, рассматривать и картины одна за другой всплывают, всплывают как будто со дна…»

      Моего одноклассника Вовку Кузнецова задавила рухнувшая кровля, ему ещё не было 25-ти, он два часа угасающим голосом говорил со спасателями, надеялся, что его вытащат.

      При Советах я, проживший 20 лет в Прокопьевске, угольной столице, не помню такого количества жертв. Сегодня за каждый миллион тонн угля приносят кровавую гекатомбу шахтёрской жизни, говорят ещё совсем недавно, лет 10 назад такая жертва приносилась за 2 млн тонн.

      В сущности, какая вам разница, господа!

      Лисы на обочине

      Днями возвращался из Абрашино по Караканскому бору.

      Ровная после грейдера, вылизанная к победным дням щебёнка в многокилометровом тоннеле сосновых стволов. Жухлая, полёглая после снега трава вдоль обочин. Чёрные зеркала промоин у просек. Кочковатый, засыпанный рыжей хвоей брусничник. Грязные языки сугробов в овражках. Лес сумеречный, не очнувшийся, в каком-то похмельном полузабытьи.

      Ехали не торопясь.

      Первый раз даже остановились. У самой кромки бора, в двух шагах от дороги лежала лиса, точнее, то, что от неё осталось. Вытаяла из под снега, морда оскалена, хвост осыпался, жалкое зрелище. После за сорок вёрст лесной дороги видели ещё два таких рыжих подснежника. Я по прошлой осени обратил внимание: темнеет рано, едешь, а эти охотницы не раз и не два в свете фар дорогу перерыскивают. Бывало, что едва-едва не задевал бампером.

      А, видать, по зиме не смогли кумушки увернуться от автомобиля на ледовой колее.

      Посшибало.

      Так и сдохли в кювете.

СКАЧАТЬ