Мал золотник…; Туман спустился c гор. М. И. Ибрагимова

Чтение книги онлайн.

      – И слава Аллаху, что не спешит. Живи, Амир-Ашраф. Тебе ведь и на этом свете неплохо живётся.

      Амир-Ашраф сдвинул ночной колпак со лба на затылок и, прищурив глаза, сказал с улыбкой:

      – Оно и правда, будь на то моя воля, пожил бы ещё с удовольствием: не лишился интереса к суете вселенной, да и с близкими друзьями, такими, как ты, расставаться не хочется. Вот в годы войны, когда с полей брани долго не шли вести от сыновей моих и мир казался тесным, хотелось покинуть этот свет. Но теперь, когда на душе легко и природа сияет всеми красками, хотя и стал я немощным, не хочется умирать.

      – Мечтательный ты человек, Амир-Ашраф. Не муллой тебе следовало быть, а поэтом.

      – Истину говоришь, брат мой. Люблю жизнь, людей и помечтать люблю. Мечты и добро душ людских поддерживают тепло моего сердца. Мог, конечно, я стать и ашугом. Был ведь у меня в юности голос, звенящий как струна. Немудрено было научиться играть на чонгури и влюбиться в какую-нибудь красавицу… Но, к счастью, вовремя оценил я свои достоинства и недостатки и, не ропща на судьбу, сделал то, что должен был сделать каждый на моём месте.

      Али-Султан хорошо понял смысл слов своего друга-соседа. Почти вся жизнь Амира прошла у него на глазах. Хороший, душевный человек. Вот только ростом обделил его Аллах. Приземистый, худенький, он всегда выглядел каким-то болезненным. В детстве сверстники называли его Малышом. Но позднее появилось у него другое прозвище – Ашраф, которое прочно прижилось к его имени.

      «Ашраф» от слова «ашрафи» – золотой, золотая монета. Не зря говорят: «Мал золотник, да дорог». Все горцы уважают Амира за его душевность, острый ум, за его доброту, чуткость…

      – Что это ты, брат мой, так рано встал? – нарушил молчание Амир-Ашраф.

      – Да вот хочу посмотреть на Медвежий хребет: не висят ли над его вершиной тучи?

      Все жители аула хорошо знали эту примету: если с утра над Медвежьим хребтом клубятся облака, значит, день будет дождливый.

      – Не будет сегодня дождя, – уверенно сказал Амир-Ашраф и вздохнул. – Очень жаль, не мешало бы увлажнить пахотные участки на склонах гор.

      – Да, от весенних дождей зависят осенние дары наших земель, – вздохнул и Али-Султан. – Но я сейчас тревожусь о другом. Моя старуха собирается в город за покупками и не знает, что надеть в дорогу.

      – На чём поедет?

      – На колхозной машине.

      – Пусть одевается потеплее, в кузове и в летнюю пору продувает ветерок. Знаешь ведь, что старая поговорка гласит: «Собравшись даже в близкий путь, бурку и хлеба взять не забудь».

      – Это верно. Ну, пойду провожу ее. – Али-Султан стал осторожно спускаться во двор по каменным ступенькам.

      Аул был ещё погружён в сладкую утреннюю дремоту. Дома, прижавшись к южному склону горы, смотрели окнами на широкую долину. На западе долина соединялась с ущельем, из которого лениво тянулась вверх лёгкая кисея белого тумана. Под лазурным куполом чистого неба, словно погашенный плафон, висела бледная луна. На востоке за зубчатым частоколом горных вершин занималась заря. Майский воздух был чист и напоен ароматами горных трав.

      На севере за аулом поднимались величественные горы Дагестана. На юго-востоке расстилались прикаспийские степи знойного Азербайджана. На юго-западе зеленели солнечные долины и поля Грузии.

      Амир-Ашраф смотрел на свой аул, любовался окружающей природой и чувствовал, как его немощное тело наполняется силой; глаза оживились, заблестели, на бледных, бескровных губах заиграла улыбка.