.
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу - страница 7
А. Лебедев-Шуйский. Ива
https://artchive.ru
Андре Дерен так описал это место:
«Здесь не было ничего, хотя на самом деле было всё, как в поистине великой картине». Возможно, в этом и заключается истинный урок Барбизона [43].
Семеро друзей – Елена Федоровна Анасова, Зоя Николаевна Богоявленская, Леонардо Бенатов, Анатолий Адрианович Лебедев-Шуйский, Сергей Семенович Сахаров, Григорий Александрович Сретенский и Александр Алексеевич Талдыкин отправились в Барвиху.
Лебедев-Шуйский и Сретенский позже стали в России известными художниками. Талдыкин обратился к театру и сценографии, а вот обе художницы, Анасова и Богоявленская, пропали из виду после 1920 года. Сахаров и Бенатов в 1922 году эмигрировали во Францию, где Бенатов сделал себе имя в парижских художественных кругах. Григорий Сретенский стал близким другом их обоих, в особенности Бенатова, с которым продолжал переписываться до самой смерти[44].
Поездка в Барвиху оказалась поворотным пунктом для всех членов группы и заметно повлияла на них. Молодые художники были очарованы пейзажем, который давал толчок их художественному воображению. Они «экстатически рисовали наброски с натуры, уделяя особое внимание внешнему виду и структуре деревьев: серебристо-белые ивы, тополя, величественные дубы и раскидистые ветвистые клены. Погружение в поэзию природы глубоко повлияло на способность молодых художников видеть, чувствовать и понимать ее красоту, развивая усиленное чувство цвета и поэтического восприятия»[45].
По словам Сергея: «Едва ли не весь мир, едва ли не каждое зрительное явление становилось тайной, красивой и глубокой. И свет иным: он ласкал предметы, окружал их ореолом как бы славы, сообщая им вибрации жизни, не поддающейся изображению средствами, которыми располагает художник»[46]. В течение этого времени его поиски дальнейшей, глубочайшей правды определили его творчество: «В свое время, будучи живописцем, я не находил удовлетворения, потому что имевшиеся в моем распоряжении средства были бессильны выражать явленную в творении красоту»[47].
Теодор Руссо (1812–1867), один из барбизонцев, примерно шестьдесят лет назад испытал аналогичные чувства:
«Я также часто слышал голоса деревьев; их неожиданные, удивительные движения, разнообразие их форм и даже то, как казалось бы странно, их притягивал к себе свет, – все это внезапно раскрыл мне язык лесов. Весь растительный мир жил как племя немых, чьи знаки я разгадывал, чьи страсти обнаруживал. Я хотел поговорить с ними, рассказать себе с помощью этого другого языка, живописи, и поведать о том, что я узнал секрет их величия… Вы не копируете то, что видите с математической точностью, но воспринимаете и трактуете реальный мир во всех тех злосчастьях, в которых оказываетесь вовлеченными»СКАЧАТЬ
Неопубликованные письма хранятся в архивах Третьяковской галереи, фонд 231.