Палитра. Зоя Гарина

Чтение книги онлайн.

      Ворвавшийся свежий воздух с ароматом дыма и прелой листвы заставил Федора задышать всей грудью и почувствовать себя абсолютно счастливым человеком.

      И вдруг он вспомнил. Вспомнил о том, что был там.

      Это воспоминание, как током, пронзило мозг Федора.

      Федор прикрыл глаза рукой. Он вспомнил эту черную воронку, в которую попал как-то неожиданно, в одно мгновение, и свою мысль: «Я ослеп!»

      Он вспомнил, как ему стало страшно от этой мысли, как он закричал, как потом где-то вдали показался яркий свет и от этого света ему стало спокойно и тепло; вспоминал, как он плыл в этой темноте навстречу свету и желал навечно слиться с ним воедино. Но оттого ли, что плыл слишком медленно, или оттого, что свет отдалялся от него, достичь заветной цели никак не удавалось. Федор испугался, что свет может исчезнуть совсем, и закричал: «Не уходи! Помоги мне!» Тогда свет стал стремительно приближаться.

      Федор ощутил невероятный прилив радости. Он засмеялся и заплакал одновременно. Но неожиданно свет остановился и принял форму большого светящегося шара.

      Федор сделал попытку приблизиться к нему, но у него ничего не получилось. Он как будто завис в вязкой темноте.

      Усталость, как огромная скала, навалилась на него. Федор затих и, не отрываясь, глядел на шар.

      Шар сверкал, как солнце, но отчего-то не слепил, а вызывал восхищение. Тяжесть, навалившаяся на Федора, исчезла, а он по-прежнему оставался неподвижен и смотрел, смотрел, смотрел… Федор даже не удивился, когда отчетливо услышал голос: «Я знаю, что ты хочешь остаться, но еще не время».

      Эти слова привели Федора в отчаяние.

      – Почему? Почему мне нельзя остаться? – спросил он.

      Но шар исчез.

      И вот теперь Федор стоит на кухне, у открытого окна, и вдыхает запах осени, и теперь он знает, что он, Федор Рыжов, говорил – наверное – с Богом, и теперь весь мир ему кажется иным.

      Художник всегда умеет видеть красоту там, где другие люди ее не видят. Федор не просто видел красоту, он ее чувствовал, он чувствовал ее так остро и так пронзительно, что задохнулся от желания писать – писать так, чтобы даже слепой мог увидеть то, что видит он.