Красный закат в конце июня. Александр Лысков

Чтение книги онлайн.

      – К утру проймёт.

      – Я тут у огня.

      – Али меня опасаешься?

      – Нет, ничего.

      – Не бойся. В дороге и отец – товарищ.

      – Спасибо, дяденька.

      – Ну, лезь под опашень. А я под кожухом, отдельно.

      – Меня и под приволокой не знобит…

      Под утро, когда лес подрезало инеем, Матрёна не выдержала и юркнула в меховое укрытие.

      Согрелась, уснула.

      А проснулась от того, что на ней мужик лежал. Крепким дегтярным духом шибало в нос. Кислая борода лезла в рот. Щекам было щекотно, а тело разрывалось.

      Прозор шептал горячей скороговоркой:

      – Успевай, девка. Везде мор. Кто знает, живы ли будем завтра.

      – Не надо бы мне, дяденька.

      – Надо, надо! Не маленькая. Не я, так кто другой найдётся. А я тебя, слышь, живы будем – под венец поведу. Девка ты ягодка. Веком таких не видывал…

      – Не надо бы, дяденька.

      – Надо, надо. Смерти наперекор. Она людей морит, а мы с тобой обратным порядком…

      Дальше Матрёна поехала, сидя на передке рядом с Прозором. Тут было повыше, и лапоточки девочки не цеплялись за колдобины, не пылили.

      А всего месяц назад, на Илью-пророка, не на двуколке тряслась Матрёна, а покоилась в расписной долгуше с поворотной осью в передке.

      И ось была кованая, и шкворень в её середине. И колёса-долгуши насчитывали по шестнадцать спиц каждое. Ободья на трубицах и сами шины – стальные. Хоть до Москвы езжай – не размочалятся.

      И не в сторону этой самой Москвы лежал путь Матрёны, а в супротивную, в милый Важский городок.

      На Ильинское торжище.

      В «мамин домик».

      И не пьяный мужик правил повозкой, а родной батюшка. Да двое младших братьев шалили на тканой попоне за спиной Матрёны. И матушка, Степанида, пыталась их угомонить.

      Да ещё следом за нарядной долгушей старый Серко волок телегу с возом крашенины на продажу. Правил Гонта-закуп.

      Матрёна сидела в возке нарядная, в лёгкой сорочке с костяными пуговками. На голове втугую – белый платок.

      В подоле меж ног – куколки. Набитая зёрнами Крупеничка. Соломенная Кострома. А на ладони – Пеленашка.

      Когда поезд спустился к перебору, к каменистой быстрине Пуи, Матрёна сгребла куколок в охапку и прижала к груди. Шептала, уговаривала не бояться.

      Сначала гулко, подводно хрустел галечник под копытами Воронухи, молодой, усердной кобылки.

      Затем грозно рычала река под жерновами стальных колёс. Облитые ободья сверкали на солнце серебром.

      Возле избы дяди Анания остановились и высадились. Мать с отцом толкали сзади. Воронуха мордой едва землю не рыла. Одним махом вынесла на гору.

      Отсюда хорошо было видно Матрёне родную деревню за рекой.

      В пряной жаре августа, покрытые зыбью марева, стояли избы на правом берегу Пуи – старая, ставленная ещё топором первопришельца Ивана, прадеда Матрёны. Другая, крепкая, СКАЧАТЬ