Внутри. Евгений Гатальский

Чтение книги онлайн.

      И что-то внутри вынуждает меня рассказать об этом вслух.

      Тонкая сигарета будто примерзает к тонким пальцам. Спокойствию Сэнди позавидовали бы дзен-буддисты – это значит, что моя Сэнди очень и очень потрясена. Я понимаю, что моя Сэнди была бы рада подумать, что это какой-нибудь жестокий розыгрыш, но что-то не связанное с ее желанием и волей мешает ей так подумать.

      Сэнди молчит, а я говорю, и говорю вполне осознанно:

      – А ранее кто-то подкинул на наш серый ковер мозги. В тот же день Клэр пыталась мне подрочить, пока мы ехали к ее картотеке с рабами. Она избила себя, затем ее избил какой-то хипстер, затем хипстер избил себя, затем кто-то избил меня. А затем я очнулся подвешенным на пентаграмме, и незнакомая женщина спрашивала у меня, хочу ли я есть, и пытала меня воском до тех пор, пока я не дал правильный ответ на этот вопрос.

      Я смолкаю и смотрю на Сэнди. Она спокойна как и прежде – стало быть, уже после моей фразы про убийство Пауэрса ее потрясение достигло предела.

      – После мы с тобой поехали к Папочке. Мисс Занудство стала домогаться меня, и в один момент она заявила, что Пауэрс находится у себя дома, хотя Пауэрса дома я ни разу не заставал. Клэр не ошиблась, Пауэрс действительно был дома. Он, кстати, успел сказать, что искусствоведа посадили в тюрьму из-за связи с мафией – искусствоведа уже не получится обвинить в наших бедах. Но все это уже не важно – важно, что я убил Пауэрса, воткнул в его глаз вилку и не понимаю, почему оказался способным на такое.

      Затем я себя поправляю:

      – У меня есть одна версия, но прежде, чем я ее озвучу, я должен узнать, что именно побудило тебя сжечь свои картины.

      Сэнди говорит, говорит спокойно, но медленно, словно бы сомневается в том, что говорит:

      – Мне… мне показалось это правильным. Я была уверена в том, что делаю. Я думала, что ради этого я и рисовала все свои картины – ради того, чтобы их сжечь. А сейчас… когда говорю с тобой… когда думаю обо всем этом… я же не могла все это совершить, правда?

      Сэнди задает вопрос с надеждой.

      Я не отвечаю – я знаю, что порой Сэнди впадает в творческие истерики, но даже если перемножить все ее истерики, то получившейся величины все равно бы не хватило для того, чтобы в голову Сэнди пришла мысль предать огню все свои картины.

      – Ты не мог никого убить, – говорит Сэнди. – Я не могла сжечь картины. Однако… – Она указывает на пепел. В студии, кстати, гарью не пахнет, пахнет как обычно, красками.

      – Ты сожгла картины, но затем ты хотела, так же, как и я, забрать все наши вещи. Зачем?

      – Тогда мне показалось это правильным, – вновь говорит Сэнди.

      Затем задумывается.

      – Скажи мне, что мы не сговариваясь сошли с ума, – просит моя Сэнди.

      – Хотелось бы в это верить, – говорю я. – Но это не так. Мы не сошли с ума. Просто кто-то вселяется в наши – и в чужие тела – и делает с ними все, что хочет.

      Сэнди улыбается. Даже в этой СКАЧАТЬ