Алкоголизм – не приговор. Выход есть. Я счастлив, что я бросил пить. Юрий Сорокин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ я думаю, в этом принципиальная разница между алкоголиком и пьяницей: пьяница – это тот человек, который хочет – пьет, хочет – не пьет, а алкоголик действительно на протяжении какого-то времени, когда болезнь только развивается, еще более или менее в состоянии контролировать свое заболевание, а когда она вступает уже в такую стадию, когда, как американцы говорят, «из соленого огурца свежий не сделаешь», он ничего контролировать не в состоянии. Я, видимо, до определенной грани еще мог контролировать, а переступив черту – уже все, впал в алкоголизм.

      Юра наверняка вам рассказывал, что в какой-то момент по ходу этого заболевания происходят необратимые биологические изменения в организме, когда перестраивается вся система обмена веществ, – вот то, что называется метаболизмом в организме, и он по-другому уже действовать не может. Про огурец пример очень показательный: на каком-то этапе еще можно что-то сделать. Скажем, сейчас, оглядываясь на свою жизнь, могу сказать, что я был хороший мальчик из хорошей семьи, дружил с хорошей девочкой, учился в хорошем институте, где-то выпивал, скажем, на вечеринке, в компании, – это все никакого алкоголизма не предвещало. А регулярно начал выпивать, наверное, лет с двадцати двух, когда закончил институт и пришел в КГБ. И вот регулярное употребление ускорило переходный процесс…

      – Хотите сказать, что никакой обреченности, предрасположенности, на роду написанной, а следовательно, никакого алкоголизма с вами не случилось бы, если бы не было регулярного такого употребления?

      – Может быть, и не было бы. Но я думаю, что если это сидит внутри, то оно рано или поздно дает о себе знать.

      Я вам расскажу на примере своей семьи. У нас в семье это было тайной за семью печатями. Когда я уже вышел из центра, спустя много-много лет, мама рассказала историю своего папы и вообще историю своей семьи, потому что до поры до времени я знал о своем деде только одно – что он был очень ответственный работник: в системе Наркомата внешних сношений работал, что называется, в системе МИДа. Мать моя латышка, он тоже латыш, знал несколько языков, поэтому в двадцать пятом или двадцать четвертом году, а он еще при Дзержинском работал, его пригласили, тоже, видимо, по линии НКВД, стать нашим торговым представителем во Франции, в Италии, в Германии. Детство моей матери прошло в этих странах, она совершенно свободно говорит на трех языках.

      В тридцать седьмом году деда, естественно, расстреляли, – наверное, почти в каждой семье какие-то есть пострадавшие, – и вот у меня с детства был некий такой образ деда в ореоле героя, который был незаконно репрессирован и расстрелян. Потом, много лет спустя, когда я уже сам вышел из реабилитационного центра, мама мне рассказала, что дедушка, оказывается, любил выпить, и выпивал, если не запоями, то пил до бессознательного состояния.

      Видимо, матери самой это было неприятно вспоминать, потому что то горе, которое она перенесла за все эти годы, ведь практически вся жизнь у нее пошла наперекосяк, была сломана этим арестом и расстрелом, внутренне СКАЧАТЬ