Сиделка Ночь. Андрей Устинов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Сиделка Ночь - Андрей Устинов страница

Название: Сиделка Ночь

Автор: Андрей Устинов

Издательство: ЛитРес: Самиздат

Жанр: Поэзия

Серия:

isbn:

isbn:

СКАЧАТЬ ятия ЛИТО. Публика была самая разночинная, от старушки – потомственной петербурженки, до тихого графомана-алкоголика, числившегося кладовщиком где-то на Мельничной. Старушка наша разъяснила раз, что весь тот район Ленфильма и бесконечных складов звался раньше Глухое Озеро, по имени озерца, относившегося к загородной усадьбе Потемкина. В начале трагического XX века Городская Дума отвела участок за Невской Заставой под свалку – на этом озерцо и закончилось.

      В тех рассказах о былом ощущался мрачный символизм. Занятия вел поет Александр Шевелев – сам из крестьян, он учился в ЛИТМО (механика, оптика, кой черт… – все дороги ведут в Рим!), добился в советское время некоторой известности, но начавшаяся разруха незыблемых печатных институтов, коммерциализация Слова… – художник средневековья легко нашел бы в нем модель стареющего Горацио.

      Однажды, говоря о применении пословиц в стихах, он цитировал нам Пастернака:

      Гул затих. Я вышел на подмостки.

      Прислонясь к дверному косяку,

      Я ловлю в далеком отголоске,

      Что случится на моем веку.

      На меня наставлен сумрак ночи

      Тысячью биноклей на оси.

      Если только можно, Aвва Oтче,

      Чашу эту мимо пронеси.

      Но продуман распорядок действий,

      И неотвратим конец пути.

      Я один, все тонет в фарисействе.

      Жизнь прожить – не сцену перейти.

      Старушка наша поправила машинально: “не поле перейти”. Но Александр Александрович (светлая память!) повторил тихо: “Жизнь прожить – не сцену перейти”. Был ли он знаком с Борисом Пастернаком лично, не знаю, но именно с ним он и разговаривал тогда…

      Этот главный урок поистине пушкинского свободомыслия я и вынес из тех занятий. Стихи поэтов живут в вариантах и разночтениях, их не надо зубрить. С поэтами – надо разговаривать.

      Я вспомнил о том уроке много позже, когда работал над романом “Аттракцион Любовь”. Героем моим был англичанин, колледжский профессор, специалист по русской литературе. Как мог бы доказать я читателю настоящность моего профессора? Подумалось – почему нет? Именно иностранец, хотя читающий бегло и без словаря, но избежавший очеканки наших школ, мог бы отнестись к русским стихам с искренним вольнолюбием, с детским восторгом настоящего почемучки.

      Взять ли стихи Георгия Иванова – моего, без преувеличения, кумира. Других я читал с детства, а его зрелые стихи прочел, как и многие, только зрелым человеком, тем ошеломительнее был эффект. Но другое дело – его вирши юношеские. И Мэтт (мой профессор), чуткий к малейшим ньюансам языка, вечно настороженно проясняющий для себя разницу в суффиксах и пр., удивленно замер над:

      Прекрасная охотница Диана,

      Опять вступает на осенний путь,

      И тускло светятся края колчана,

      Рука и алебастровая грудь.

      А воды бездыханны, как пустыня…

      Я сяду на скамейку близ Невы,

      И в сердце мне печальная богиня

      Пошлет стрелу с блестящей тетивы.

      Почему “блестящей”? Почему, вопрошал он, Иванов использовал present continuous (настоящее продолженное), а не present perfect continuous (настоящее совершенное продолженное)?

      Перевожу на русский: Алебастровая грудь – символ мертвой статуи. Разве у алебастрового лука была тетива? Разве не более по-Ивановски было бы, чтобы та тяжеловатая статуя в Летнем саду лишь на один восхитительный миг (“мне однажды почудилось это”) одухотворилась, перемнулась с ноги на ногу… И как не вспомнить современные теории Пьера Клоссовски (“Купание Дианы”), по которым Актеон был наказан, на самом деле, за свое живейшее воображение?

      Должно было произойти так:

      Я сяду на скамейку близ Невы,

      И в сердце мне вздохнувшая богиня

      Пошлет стрелу с блеснувшей тетивы.

      К несчастью или нет, таков именно поэтический распорядок действий. И никогда он не был другим.

      Сон Адама.

      В Начале – было Слово.

      В 1912 году (в 21 год) Осип Мандельштам написал:

      Образ твой, мучительный и зыбкий,

      Я не мог в тумане осязать.

      "Господи!" – Сказал я по ошибке,

      Сам того не думая сказать.

      Божье имя, как большая птица,

      Bылетело из моей груди.

      Bпереди густой туман клубится,

      И СКАЧАТЬ