Тихие яблони. Вновь обретенная русская проза. Сергей Дурылин

Чтение книги онлайн.

      Архимандрит спокойно и вразумительно отвечал брату:

      – Ордена даются, милый мой, не одним тем, кто воинствует оружием, но и тем, кто подвизается в духовной брани…

      Брат ничего не понял из этого объяснения и, вероятно запомнив из всего только одно слово «оружие», простодушно спросил:

      – Вы были на войне?

      – Не был, милый, не был, – несколько уже досадливо отвечал архимандрит. – Я не генерал, – и, обратившись к матери, сказал: – Простота детская!

      Не помню, что ответила ему мать.

      Брату было неинтересно дальше спрашивать, и он не любил быть среди незнакомых взрослых и не знал, можно ли идти ему или нет. И я не знал, но пока мама отвечала что-то архимандриту, а тот ей, брат вдруг что-то вспомнил, глазки у него заблестели, и, подбежав к бабушке, он громко заговорил:

      – Бабушка, бабушка, а что я вас хочу спросить!

      – Что, милый?

      Старушка с любовью смотрела на него и ждала, а он на минутку потупился и притихшим голоском сказал:

      – Бабушка, вы – старица?

      Взрослые переглянулись и улыбнулись, старшая монахиня что-то шепнула с довольным видом игуменье, а та – матери, бабушка же закивала головою, с ласковым упреком глядя на брата:

      – Нет, милый, я не старица, я простая старуха – больная, да старая, да грешная.

      Она была смущена и подавлена.

      Мама обернулась к нам из-за стола и сказала:

      – Поклонитесь, дети, поблагодарите за внимание и идите к няне.

      А няня была уже в дверях.

      В это время гулко и весело полоснул воздух первый удар монастырского колокола, звавший к вечерне. Все перекрестились.

      Гости встали из-за стола. Все пошли в церковь. После вечерни бабушка провожала нас до Святых ворот. Она перекрестила нас дрожащею рукою и поцеловала в лоб, и, когда брат крикнул ей с пролетки:

      – Бабушка, ты приезжай к нам! – она ответила с грустью:

      – И, милый, бабушка сидячая стала – камешком на месте лежит. Ты-то к бабушке приедешь ли?

      – Приедем! – крикнули мы с братом. Нам стало ее почему-то жаль. – Приедем! – повторили мы.

      Долго мы оглядывались на монастырь. Бабушка стояла в воротах и крестила нас.

      А вверху нашей пролетки – мы ехали с няней и со Степаном на второй пролетке – уже заветный «бабушкин кулечек».

      Кулечек позволялось развязать лишь на другой день, – «а то и так вас бабушка залакомила», – но мы знали, что́ там было: были всякие сласти и еще какие-нибудь бабушкины особые подарочки: либо бисерный кошелек, либо бисерная же вставочка для перьев, либо рамочка, оклеенная золотой бумагою и раковинками.

      Нас рано уложили спать, раньше обычного. Нам велено не разговаривать в постелях и скорее заснуть. Мы устали за день. Сами слипаются веки, они тяжелы, налиты усталостью и падают одно на другое. Сон ходит совсем близко. Беспрестанно СКАЧАТЬ