Любовь больная. Современный роман в двух книгах. Геннадий Мурзин

Чтение книги онлайн.

      Пролог

      Эпистолярный жанр, признаюсь честно, – мне не слишком люб. Скажу больше: сам я писал и пишу письма только в самых крайних случаях. Даже матери. Даже детям. Даже внукам. Это – (упаси Боже!) не попытка самооправдания или мольба о снисхождении, а всего-то констатация факта.

      Когда сажусь за стол и берусь за письмо, то сразу возникает так много вопросов: зачем; кому это надо; о чем писать, а о чем не стоит; есть ли у меня новости, достойные моей эпистолы; нельзя ли обойтись вообще без этого равнодушно-формального послания, коли чувства глубоко-глубоко запрятаны и спят мертвецки на дне человеческой души? Поразмыслив хорошенько, обычно откладываю в сторону ручку и забываю об эпистолярной затее надолго, если не навсегда.

      Это – что касается меня лично. Но, читатель, я восторженно читаю литераторов, которые смело и умело выбирают для своего произведения эпистолярную форму изложения. Читаю, и, говоря по чести, завидую таким авторам, у которых эта форма дает впечатляющий эффект.

      Эпистолы, с которыми хочу познакомить тебя, читатель, попали ко мне случайно. Нет, я их не крал у автора. Нет, я не рылся в чужих сундуках и шкатулках..

      …Лет шесть тому назад подал свой голос вечно молчаливо стоящий на столе телефон. Излишне торопливо дотянулся и снял трубку.

      – Да… Слушаю…

      И услышал в ответ:

      – Привет, коллега!

      Давно не разговаривал с ним по телефону, но не узнать его невозможно.

      – Здравствуйте, Григорий Ильич! – с неприкрытой радостью откликнулся я.

      В трубке загремел смех.

      – Что случилось, коллега, а?..

      – Ничего… Все в порядке…

      – Не совсем, судя по тебе, «все в порядке», если вдруг на «вы» и с отчеством. Чужими, хочешь сказать, стали, да?

      – Я… без задней мысли, Гриш…

      – Так-то, как ни крути, намного лучше – привычнее.

      – Я подумал: давно не общаемся и ты… возможно… изменился и моя фамильярность может тебя покоробить.

      – Не оправдывайся! Зачем?.. Кстати, тебя не удивил мой звонок?

      Я признался:

      – Удивил… Столько времени не подавал признаков жизни и тут…

      Григорий Ильич вновь рассмеялся.

      – Так ведь и ты ничем не лучше: залег в своей берлоге и – ни гу-гу. Стало быть, счет-то равный – ноль-ноль, – он, сделав паузу, продолжил. – Своим звонком не помешал ли? Если что, скажи и я перезвоню позже.

      – Глупости! Не можешь ты мне помешать!..

      – Чем, дружище, занимаешься на данный конкретный момент?

      – Если честно, пустяками, Гриш.

      – Тогда… Извини меня, я нагряну к тебе…

      Я прервал.

      – Извинения неуместны.

      – Тут готов поспорить: знаю, как тебе всегда были неприятны непрошенные гости.

      – Хочешь спора? Изволь, Гриш: тебе ли не знать, что двери моей «берлоги» для тебя – всегда настежь.

      – Были настежь, а сейчас…

      – Были, есть и, уверяю, будут.

      – Раз так, то сейчас же еду. Да… Вопросец уточняющий, дружище, имеется: ничего, если я с прицепом, а?

      – Это ведь, Гриш, смотря потому, что за прицеп…

      – Стандартный, очень стандартный.

      – Нельзя ли поточнее?

      – Например, в виде бутылочки армянского, конфет и хорошей ветчины.

      – Прицеп приличный, – я тоже рассмеялся в трубку, – но будет еще лучше, если содержимое этого самого прицепа чуть-чуть поменяешь: вместо армянского, бутылочку нашей, русской.

      – Изменение принимается.

      Григорий Ильич положил трубку.

      Не прошло и получаса, СКАЧАТЬ