Что сказал Бенедикто. Часть 3-4. Татьяна Витальевна Соловьева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ кончаются, Вебер поднялся, пошел туда, где хлеб, вода. Хотел перенести всё к постели, уронил сначала графин – вода по полу, графин вдребезги, и чашку выронил, а чашке хоть бы что – не разбилась. Не с пола же собирать, главное заснуть, тогда силы уйдут во сне. Двадцать семь лет за жизнь цеплялся, и все вдруг выпустил из рук. Идет обратно, лег лицом к стене, куда ни повернись – всюду стена.

      «Сыну потом скажут, что я был странный, и потому меня не стало. У Тебя, Господи, есть другие, лишенные странности, понятные хотя бы самим себе, хорошие люди. Они ведут правильные разговоры, поступают разумно, объяснимо, понятно. Но они не расскажут сыну, что счастье у них тоже обыкновенное, как их разговоры, и маленькое, как их чувства. Они никогда не испытывают таких потерь потому что, чтобы потерять огромное счастье, его надо иметь. Мой сын будет обворован и в счастье, и в несчастье. Может быть, самыми таинственными в его жизни будут встречи с призраком, серой тенью в предрассветном сумраке, и это хоть как-то нарушит проклятую обыденность его жизни, ее нормальность, ее бег по кругу. Норма их жизни в непроходимой бессмыслице и отсутствии всего большого и настоящего – того, что не прерывается смертью».

      Сил нет, ясно, что он и сотой части пути не пройдет, тело опадет, а он двинется дальше, продолжит свой путь и все-таки к сыну придет. Его любовь никуда не делась, меньше не стала, он все равно понимает, что он по-настоящему счастлив. То, что он потерял, живет в нем, его нет, но то, что в нем было, осталось. Тело может распасться, а любовь – никогда.

      Вебер открыл встроенный в стену шкаф – там только шинель, она тяжелая, еле натянул на себя, тогда уж придется натягивать и сапоги, давно уже не «скороходы», а кажется, что они тяжелее, чем были в разгар его «скороходных» тренировок.

      Надо направить себя вверх, будто берешь себя за волосы, как барон Мюнхгаузен, над собою повиснуть – тогда сделаешь шаг и все отмеренные тебе шаги. Заперта ли дверь? Нажал до упора ручку вниз – открыто. Сразу пахнуло настоящим холодом, запах – мороза. Вышел на улицу, зачерпнул снег. Тот же плац, те же корпуса, все, как было.

      В кузнице Гейнца высоко стучал молоточек о наковальню, затих.

      Сумерки. То ли светает, то ли темнеет, на небе ни просвета, затянуто – как замуровано, сплошными серыми облаками.

      Дверь кузницы распахнулась, появился Гейнц – Вебера увидел, на лице улыбка, руки распахнул, побежал, обнял осторожно.

      – Ну, наконец-то! Я думал ты лет на триста ушел в спячку! Что ты от меня отворачиваешься? Дай обниму, что осталось… Пойдем, сначала чаю выпьем, успеешь навоеваться! Можешь не упираться, а то под мышкой унесу…

      Гейнц есть Гейнц, его голос всегда возвращает к жизни.

      – Почему снег?

      – Потому что январь.

      – Почему январь? Было лето…

      – Потому что полгода, фенрих. Я уже привыкать начал. Дышишь иногда – и слава Богу, больше уже никто не просит.

      – Почему я живой?

      – Тебя СКАЧАТЬ