2013. Сборник рассказов. Андрей Гуртовенко

Чтение книги онлайн.

      Первая композиция всегда самая трудная. Спокойный расслабленный голос убаюкивает и замедляет, убеждает не тратить остаток сил и дня, неподвижность – лучшая подруга, пусть несколько бесчувственная и неживая, зато всегда под рукой. Это звучит так убедительно, так многообещающе, но между куплетами пространство разрывает жуткий наэлектризованный свист, почти визг, он с силой встряхивает тело от макушки до пяток, забрасывает тревожность на стратосферную высоту и с ненавистью швыряет меня назад, к излучине вкрадчивого негромкого вокала. Особенно душераздирающе это соло в самом конце Lovely Head, и остается совершенно непонятным – то ли это задыхается в предсмертной тоске пропущенный через электронную мясорубку секвенсора женский плач, то ли это так теперь научились настраивать гитары.

      Непереносимые для слуха звуки обрываются ровно в тот момент, когда кажется – неоткуда больше взять сил, чтоб держаться.

      Дальше будет легче.

      Дальше будет гениальная Paper Bag, во время которой я снова вспомню про алкоголь, но это опять не отзовется во мне никакими желаниями – так, спокойная констатация факта, сфокусированный зум на давным-давно отделившемся от меня прошлом, объемные проценты как мера концентрации внимания – банально, а потому сверхнадежно. Будет странноватая Human, по структуре похожая на обычный поп-шлягер, с припевом и ритмом, и только тягучий гипнотический голос и проступающий время от времени на мелодической ткани характерный, чересчур высокий полусвист-полускрежет дают понять – все не так просто. Будет наконец Plots, нудная и удручающе неэффективная подготовка к главному испытанию альбома – Deer Stop. Переживи я ее, там рукой подать и до Utopia – ослепительной до обожженной сетчатки горной вершины, запредельного и бесконечного, как выход в открытый космос, падения. До драгоценных, матово-платиновых мгновений беспечности и безрассудства… Но вязкое и густое, приправленное струнными вступление Deer Stop не оставляет мне шансов. Женский вокал больше не содержит слов, в нем безысходность, загробная тоска, отчаяние, боль – все что угодно, только не слова живого человека. Голос тянет из меня жилы, вытаскивает перекрученные в спирали остатки веры и сил, тревога с беспокойством зажмуриваются перед самым страшным промежутком, я помню таймер наизусть: два пятьдесят – три двадцать, это время, когда женщина по имени Элисон Голдфрапп окончательно стянет с себя кожу, выдавит свою полужидкую тягучую жизнь через голосовые связки наружу. Расскажет окружающему миру мою самую сокровенную тайну – я родственница дождя. У дождя нет больше прямых наследников, только я. И если я сейчас не заплачу, никто уже не заплачет. Мир высохнет, покроется пылью, и растрескаются перегоревшие, обуглившиеся сердца…