Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре. Кирилл Королев
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре - Кирилл Королев страница 28

СКАЧАТЬ но это были все-таки разрозненные, если можно так выразиться, внесистемные культурные события, а собственно националистический метасюжет, комплексное представление об «особом пути» страны и народа, начал складываться в указанный хронологический период.

      Первоначально данный метасюжет существовал в форме «кабинетных дискуссий» и академической полемики (в частности, одной из ранних его манифестаций является знаменитый спор между М. В. Ломоносовым и Г. Ф. Миллером «о происхождении русского народа»146), однако по мере распространения грамотности, приобщения все более широкой публики к философским учениям и складывания в России массовой культуры он приобретал устойчивую популярность, будучи вдобавок периодически подпитываемым государственной пропагандой (антизападной в годы Крымской войны, антитурецкой и панславянской в последнюю русско-турецкую войну, антияпонской в начале XX столетия, снова антизападной в годы Первой мировой – и неизменно руссоцентристской, если воспользоваться формулировкой Д. Бранденбергера147). К концу XIX столетия «русская идея», как назвал этот метасюжет Ф. М. Достоевский, сделалась – усилиями государственной власти, зафиксированными в коллективной памяти прежде всего в уваровской триаде «православие – самодержавие – народность»148, и таких общественных движений, как, перечисляя лишь основные, славянофилы, западники, почвенники, панслависты, народники, приверженцы идеологемы «народа-богоносца» в ее философской и вульгаризованной формах, позднее черносотенцы и евразийцы – лейтмотивом отечественного культурного (и не только) национализма.

      Пожалуй, наиболее выраженной и устойчивой репрезентацией этого факта стала «самоориентализация», перефразируя предложенное Э. Саидом определение этого явления, российского воображаемого сообщества149, эссенциализация понятий «Россия», «Русь», «Европа» и «Запад» в русской культуре и «цивилизационного» противостояния России и «Запада», равно как и промежуточного, «своеобычного» географического, геополитического и идеологического положения России между Европой и Азией; во многом эссенциалистский подход, к слову, сохраняется по сей день, о чем свидетельствуют, в том числе, продолжающиеся попытки выявить и обосновать «органическую цельность отечественной культуры на протяжении десяти столетий150», а также отмечаемые многими исследователями стереотипы современного коллективного знания и «национально» -мифологическая структуризация «славного прошлого» с позиций «укорененности» в настоящем151. Следует упомянуть и расцвет историографии – как признак «помнящей культуры», в терминологии Я. Ассманна152, как симптом сохранения культурной памяти и как одну из манифестаций славянского метасюжета, доступную публично, за пределами академического контекста, а также появление многочисленных художественных, СКАЧАТЬ

<p>146</p>

См.: Клейн Л. С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. С. 15—23.

<p>147</p>

Бранденбергер Д. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931—1956). СПб.: ДНК, 2009.

<p>148</p>

Идеологически уваровской триаде предшествует «прото-славянофильская» концепция А. С. Шишкова, который полагал основами создания и укрепления патриотизма «православную веру, [национальное] воспитание и язык русский»; подробнее см.: Минаков А. Ю. А. С. Шишков как идеолог и практик русского консерватизма // Научные ведомости БелГУ. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. 2009. №7. С.143—150. Об идеях С. С. Уварова, их распространении и интерпретации см.: Миллер А. И. Триада графа Уварова // О русском национализме. С. 5—29; Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла… Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII – первой трети XIX века. М.: НЛО, 2004. С. 337—373.

<p>149</p>

О «самоориентализме» в русской культуре см.: Бассин М. Россия между Европой и Азией: идеологическое конструирование географического пространства // Российская империя в зарубежной историографии. М.: Новое издательство, 2005. С. 277—310, а также статьи А. Халида «Российская история и спор об ориентализме» (с. 311—323) и М. Тодоровой «Есть ли русская душа у русского ориентализма» (с. 345—359) в указанном сборнике.

<p>150</p>

Юрганов А. Л. Русская культура в сравнительно-историческом освещении // Русская культура как исследовательская проблема. Альманах «Одиссей. Человек в истории». Вып. 10. М.: Наука, 2001. С. 5—8. См. также дискуссию по основным тезисам этого доклада на с. 9—64. Другим примером эссенциалистского подхода могут служить достаточно популярные рассуждения об «архетипичности» русского национального характера; ср.: «У русских национальная идентичность всегда присутствует на архетипическом уровне, и потому нам не нужно восстанавливать ее каким-то искусственным способом». См.: Урютова Ю. А. Русская национальная идентичность: апелляция к прошлому для создания будущего // Общество: политика, экономика, право. 2012. №2. С. 12.

<p>151</p>

См., например: Левада Ю. А. Исторические рамки «будущего» в общественном мнении // Социологические очерки: 2000 – 2005. М.: Издатель Карпов В. Е., 2011. С. 172—180, 189—194; Дубин Б. В. Россия нулевых: политическая культура – историческая память – повседневная жизнь. М.: РОССПЭН, 2011; Kagarlitsky B. Back in the USSR. Chicago: The University of Chicago Press, 2009.

<p>152</p>

«Помнящая культура основывается… на формах обращенности к прошлому. Прошлое же… вообще возникает лишь в силу того, что к нему обращаются… То, что о мертвых помнят, есть следствие эмоциональной привязанности, культурной работы и сознательного, преодолевающего разрыв, обращения к прошлому. Эти же элементы образуют то, что мы называем помнящей культурой». См.: Ассманн Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 35.