каток миноискателя (сравнение принадлежало на этот раз Мите и пришло не иначе как с телеэкрана, где данное устройство часто появлялось последнее время, символизируя должно быть советскую смекалку, побеждающую афганских моджахедов.) В таких случаях трудно предугадать момент взрыва, но он неминуем, потому что рано или поздно запрятанной в тайнике энергии будет открыт путь к высвобождению; не будь его, изъеденный ржавчиной механизм надолго отравил бы все окрест. И то сказать: могло ли быть убийство незначительным событием – даже безотносительно к чему-либо, само по себе, пусть не причина и не результат жизненных обстоятельств рассказчика? Только в этом смысле – не-значимости для главного – рассказ об убийстве престарелой родственницы – тетки отца, чьим, следовательно, внучатым племянником Митя должен был бы себя назвать и, возможно, ощутить при том некие родственные чувства, но ничего такого никогда не испытывал, хотя по общему мнению старушка была добрая и отнюдь не заслуживала столь страшного конца – только по той причине, что еще не представилось повода о нем поведать новому другу, рассказ об этом убийстве до сих пор лежал на обочине Митиной семейной хроники, замаскированный другими линиями и другими сюжетами. Ждал своего часа. И тот пришел, когда в палату незаметно, бочком втерся белобрысый человечек лет тридцати с небольшим — следователь – «ненавистная рожа» (сказал Митя.) Присел на край постели и, как это у них водится, осведомился о здоровье, хотя наверняка уж выведал все у лечащего врача; да будь пострадавший при смерти, им наплевать, лишь бы тот не откинул копыта, унеся в лучший мир бесценные сведения. За кого он их держит? Сначала выставил как наводчиков, Петюша – Эдик – даже хотел жаловаться в вышестоящую инстанцию – еще бы, такое оскорбление! – собственный внук подозревается в соучастии! Потом этот тип, следователь, сообразил наконец: чего там говорить о наводке, если весь класс и весь двор знали, что у него отец с матерью заграницей, и когда Эдька в школе, бабка одна сидит, караулит заграничные шмотки да аппаратуру японскую. На самом-то деле ничего и не было там, – взяли «дутики», пару джинсов, кассетник. Все. А человека нет. Знаем ли мы – кто? Конечно. И этот белобрысый знает, что мы знаем, потому и лепится. Но ведь не скажем – вот что он не хочет понять. Боимся. Точнее, Петюша боится элементарно: изобьют, будешь потом всю жизнь на лекарства работать. Что до меня, то здесь не так все просто, Я в этой компании вроде как состоял, знаю всех с детства, двор есть двор, никуда от него не денешься. И те трое тоже в нашей школе учились до восьмого класса, а в прошлом году их уже в девятый не взяли, не сочли подходящими. Они на год старше. И во дворе я их редко видел. Двое в другую школу ушли, а третий, кажется, вообще бросил учиться. Он-то и главный подозреваемый. Он этот кассетник несчастный в комиссионку понес, там его и застукали. Так он сказал, что ему Петюша продал.
СКАЧАТЬ
