Моя ойкумена. Лирика 1979-2009. Владимир Берязев

Чтение книги онлайн.

      Выбор пал.

      И не игрушка, не жертва

      И не лет мотылька на огонь.

      Лишь привиделось – мчит скаженно

      Белый Конь,

      Белый Конь,

      Белый Конь.

      Подлетел,

      И – копытом оземь.

      И подумалось второпях:

      – Для чего? Разнесёт и сбросит…

      Только некому, кроме тебя.

      Может, плакал о доле иной он?

      И уже невесом-невесом

      Прокричал:

      – Ни в чем не виновен!..

      Но навстречу:

      – Виновен во всем…

      Не взорвать болтовней да с налету,

      Дело прочно —

      Круши не круши…

      Надо жизнью платить за свободу

      Мысли, слова,

      в итоге – души.

      …Вот теперь она – вольная птица,

      А не вол, что бредёт колеёй…

      Все простится,

      И все разрешится,

      Все останется только её…

      Он был последним дворянином,

      Вернее просто сиротой,

      И декабристская равнина

      Его прияла на постой.

      В военном сумраке детдома

      Просыпал золото кларнет.

      И вот в оркестре Сибревкома

      Он кларнетист, а не корнет.

      Не снятся пяльцы. Мерзнут пальцы.

      Но выдувается мотив

      Того вселенского скитальца,

      Что гибнет, беса укротив.

      Маковский будет музыкантом,

      Эстетом культпросветных лет,

      А после младшим лейтенантом

      И укротителем ракет.

      А грянет сокращенье армий,

      Поступит в университет

      Еще не знающий о карме

      То ль математик, то ль поэт.

      Увы, не то – ни то, ни это:

      Ни диссертаций и ни книг.

      Он – бич. Он орфик туалета,

      Хоть Канта с Гегелем постиг.

      Навеки нищая свобода!

      Нет меценатов, Обь – не Тибр.

      Звучи ж, сибирского рапсода

      Апполинеровский верлибр!

      Последний дворянин Маковский,

      Той революции послед,

      Ни по-французски, ни по-польски

      Не знал. Хотя ценил балет,

      Хотя любил после попойки

      Шарденом и Ватто блеснуть,

      Иль на краю больничной койки

      Ружевича перелистнуть.

      Иль жестом шляхты Посполитой

      Он запрокидывал кадык

      (Уже седой, три дня не бритый)

      И пил, как музыку, язык.

      Но он СКАЧАТЬ