– А тех бандитов поймали потом?
– Кого поймали, того на дереве вздернули. А остальные поразбежались в страхе и никогда уже больше не смели в наших краях появляться.
– Бандиты, наверное, очень злые были?
– Ну все, хватит разговоры разговаривать, басурмане. А то я сейчас стану злой…
Старик вышел из детской сильно уставшим. Путь его лежал на кухню. Там за столом сидел крепкий мужчина лет сорока и разгадывал кроссворд в журнале. В складках лба отпечатывалась напряженная работа мысли, пальцы были запущены в рыжую шевелюру, а в зубах торчал обгрызенный карандаш.
– Чего такой сумрачный, батя? – спросил он.
– Что-то не по себе сделалось, – произнес старик, – плесни-ка чего-нибудь крепкого в стакан.
Сын загремел посудой в шкафу и извлек бутыль, в которой плавали три красных перца.
– Во-во, давай ее, – одобрил старик, опускаясь к столу. – Пускай все внутри огнем обожжет, кровь по жилам разгонит.
– Про братьев, что ли, опять рассказывал? – с интересом осведомился сын.
– Про них… А как о деде твоем убиенном вспомнил, так виски и сдавило. Сколько лет прошло, а душа все болит.
– Еще бы. Это ж все на твоих глазах случилось.
– То-то и оно. Видно, до конца дней мне это зрелище не позабыть. Все простить себе не могу, что растерялся тогда. Вот он, маузер отцовский, передо мной на земле, вот он, Лазорька, к тому же раненный, напротив стоит. А я в себе силы шлепнуть его не нашел! – на глаза старика навернулись слезы.
– Ладно, батя, чего ты себя коришь. Сколько тебе лет-то было?
– Пять годов.
– Ну и что ты мог в таком возрасте против бандюги.
– А и что с того, что бандюга, коли он на ногах еле держался. Как сейчас вижу это. За отцом Макар Осипов прибежал, был он у него вроде как ординарцем. «Беда, – говорит, – Степан Силуяныч, брата вашего бандиты порешили». Отец маузер хвать со стены и бежать хотел к дому брата Николая. Я за ним за ворота. Он как рявкнет мне: «А ну назад!». Испугался я, но не успел назад во двор и шагу ступить, как Лазорькин голос раздался: «Степан, не беги далеко. Тута я». Сразу и выстрел грянул. Отец навзничь упал. Макар Осипов деру задал. А я один на один с Лазорькой остался. Он к соседскому плетню привалился. Стою подле убитого батьки ни жив ни мертв. Шелохнуться боюсь. Лазорька обросший весь, страшный. Наводит наган мне прямо в лоб и говорит: «У-у-у, отродье змеиное». Точно выстрелил бы. Да только рев тут меня разобрал. Стою рыдаю. И Лазорька тогда передумал стрелять, опустил пушку свою и поковылял прочь. Пощадил, СКАЧАТЬ