ветер, дующий здесь в полную силу, накренил ее набок. Хорнблауэра это застигло врасплох – после долгого пребывания на суше он всегда долго восстанавливал привычку к качке. Его бросило вперед – по счастью, на койку. Он рухнул лицом вниз и остался лежать, слушая, как падают на палубу плохо закрепленные предметы, – так всегда бывает в начале плавания при встрече с первой настоящей волной, – затем попытался сесть, но вновь не учел крена и, с размаху врезавшись головой в палубный бимс, повалился обратно на жесткую подушку. Во влажной духоте каюты его пробил пот – признак начинающейся морской болезни. Хорнблауэр чертыхнулся – тихо, но от всего сердца. В душе вскипала ненависть к этой войне, еще более острая от своего бессилия. Ему трудно было вообразить мирную жизнь – Англия не знала мира с его детства, – но он всем сердцем желал прекращения войны. Он устал от нее, а события последних лет многократно усилили эту усталость. Весть о том, что армия Бонапарта наголову разбита в России, породила надежды на скорый мир, однако Франция не выказывает намерения сдаваться, она собирает новые армии и сдерживает натиск русских войск далеко от жизненных центров Европы. Умники указывали, что Бонапарт снижает возраст призыва, что он обложил страну тяжелейшими налогами и народ вот-вот взбунтуется, что среди генералов тоже зреет недовольство. С этих предсказаний прошло десять месяцев, а они так и не начали сбываться. Когда к врагам Бонапарта присоединились Австрия и Швеция, все были убеждены, что победа близка. Эта надежда всколыхнулась вновь, когда невольные союзники Бонапарта – Дания, Голландия и остальные – расторгли навязанный им союз. Казалось, империя падет со дня на день – и вновь всех постигло разочарование. Думающие люди давно предрекали, что, когда Бонапарт вынужден будет воевать на своей территории и поддерживать армию за счет собственных подданных, а не союзников или врагов, все закончится само собой. Однако Веллингтон во главе стотысячного войска перешел французскую границу три месяца назад, и он по-прежнему в семистах милях от Парижа, а империя сопротивляется все с тем же упорством. Силы Бонапарта неисчерпаемы.
Хорнблауэру в его нынешнем отчаянии казалось, что война будет продолжаться, пока вся Европа не вымрет, пока Англия полностью не истощит себя в борьбе, и что сам он волею одного человека обречен до старости влачить дни и ночи в нынешнем ужасе, вдали от жены и сына, мучимый морской болезнью, холодом и беспросветной тоской. Едва ли не первый раз в жизни он возмечтал о чуде или о невероятном стечении обстоятельств: что Бонапарта убьет шальной пулей, или что он совершит какую-нибудь грандиозную ошибку, которая окажется роковой, или во Франции случится неслыханный недород, или маршалы, спасая себя, составят против императора заговор и сумеют привлечь на свою сторону всю армию. И он знал, что ничего этого не произойдет, что война будет продолжаться, а он до седых волос останется измученным узником в цепях дисциплины.
