Оранжевое треугольное пламя перед его лицом – перед глазами Зайцева. Тот невольно отодвинулся. Еще не хватало уйти от мага без бровей.
– Смотрите сюда. Думайте о нерешенной тайне. Загадке. Вопросе, на который нет ответа. Который вас мучает. Вы уже думаете?
Бился маленький косматый цветок огня – спичка была дрянная. «Сейчас он обожжет себе пальцы», – подумал Зайцев. Он не врал без причины. Даже жуликам. Не ради жуликов, таков был его личный пакт с жизнью. Или тем, что люди обычно называют судьбой. Поэтому когда Лессинг опять «пронзил взглядом» своих карих глаз, опять спросил: «Вы думаете о нерешенной загадке? Вас она мучает? Вы слышите мой голос? Думайте», – Зайцев честно подумал. «Меня мучает, что у гражданки Брусиловой был красивый голос».
…И фамилия, неприятно напоминавшая органам о знаменитом царском генерале. Впрочем, фамилия была ни при чем. Анна Брусилова заполнила тыщи анкет: она была благонадежной советской клячей. Счетовод артели. Лет пятидесяти. Таких носятся по Ленинграду толпы: стоят в очередях, лаются с соседями, а по вечерам, накручивая волосы на бумажки, говорят мужу: «Какой ужас, тот кусок мыла…» Вот только голос – глубокий, женственный. Зайцев смотрел на нее, и все ему казалось, что сейчас она со смехом отложит свою кособокую сумочку из «чертовой кожи», которой постыдился бы даже молескиновый диван в зайцевском кабинете. Снимет парик вместе с жалкой шляпой, отклеит унылый восковой нос, вазелином снимет нарисованные у носа и губ морщины, темные мешки под глазами.
Даже Крачкин сунулся в кабинет: кто говорит? – и тотчас перепрыгнул глазами с невзрачной Брусиловой, обшарил комнату взглядом. Как будто юная сирена с дивным голосом могла спрятаться в шкаф, под стол, под диван, обитый чертовой кожей. Уставился на Зайцева, на Брусилову и недоуменно убрался. Видно, решил, что в кабинете курлыкала трансляция из Большого театра: дива-лауреат рассказывала по радио о творческом методе и вдохновляющей силе, которую партия коммунистическая придает ее партиям оперным.
– Он хочет меня убить, – сказала тогда Анна Брусилова. – Муж.
И вынула из сумочки листок. Сумочки из кожи натуральной товарищ Брусилов, видимо, дарил только любовнице. Недописанное письмо к ней и попало случайно в руки Анны. Анны Петровны.
– Оно было в его портфеле. Он начал его писать… – она замялась, – какой-то женщине. Я положила ему туда завтрак, и…
Она сыро, шмыгая и комкая платочек, заплакала.
Зайцев тем временем прочел: «Дело чертовски изящное. Никто концов не отыщет».
– Моя соседка по квартире своему мальцу каждый день орет: убью! – Зайцев вернул листок. – Убью: пей молоко, гад, тебе нужно поправляться.
Его, впрочем, озадачило определение «чертовски изящное».
– Вы мне не верите?
Щелкнула, проглотив листок, сумочка с шариками. Зайцеву некстати вспомнилось, как назывался этот фасон у ленинградских проституток – «яйца любимого всегда со мной». От моды Брусилова отстала. СКАЧАТЬ