день. В комнате были я, как представитель пострадавшей стороны, и три пациента из Нулевого поколения – женщина и двое мужчин, один молодой, другой уже в возрасте. И вдруг тот, который моложе, встает и говорит, указывая пальцем на второго: «А ведь я видел ваше дело, вы еще в Арголисе от наркозависимости лечились». И в этот момент в комнату заходит Мора, красивая девочка в белом платье, с седыми косами на плечах. Обвинитель видит ее, и… – Константин прерывается, закрывая глаза. – Никто об этом не знал, но еще в мирном Арголисе, задолго до того, как оказаться здесь, в бункерах, этот человек изнасиловал девочку, которая была похожа на Мору. Увидев ее, он лишь мельком подумал об их сходстве, но Мора успела поймать эту мысль, успела зацепиться за нее и вытянуть на свет все остальное, всю грязь, что скрывалась в нем. И Мора закричала, но не криком боли, вроде того, что ты услышала от Агаты, нет, это был совсем иной крик – крик ярости. Пока… – доктор запинается, его явственно передергивает, но он заставляет себя продолжить, – пока она кричала… мне казалось, я успел несколько раз умереть. С меня будто заживо сдирали кожу, одновременно с этим пытаясь задушить… Я потерял ощущение времени. Казалось, это продолжалось несколько часов, в то время как ее крик длился считаные секунды. Все закончилось, когда она замолчала и вышла за дверь, как будто ничего и не было. Наверное, мне повезло больше всех, – Константин вдруг нервно улыбается, – отделался всего лишь месяцем заикания почти на каждом слове. Женщина вышла из той комнаты, полностью поседев лет на тридцать раньше положенного, и с тех пор она не могла заснуть без снотворного, немолодого мужчину сразу же на носилках отправили в медблок – он потерял сознание… А насильник покинул ту комнату в мешке для трупов. Мора вынесла приговор и казнила его на месте. Ее крик заставил молодое, здоровое сердце разорваться от ужаса. И каждый раз, когда я вижу седовласого, я вспоминаю тот день.
Я замираю, когда меня накрывает понимание. Мора смогла направить крик на того, кому он предназначался. Но профайлер, увидев воспоминание Константина, мог попросту повторить ее крик, откликаясь на него, и тогда…
Мы могли погибнуть.
– Как же ты их лечишь? – потрясенно спрашиваю я. Почему он не отказался от работы со Справедливостью?
– Убедившись, что они крепко спят. – Константин снова хмыкает. – Иначе… ну… – нечетким, размашистым жестом он обводит медблок, – ты видела. После случая с Морой отделение Справедливости закрыли на полтора года и открыли вновь только когда обнаружили запасы стаба и когда удалось выработать механизм «настройки», способ обучения профайлеров, благодаря которому седовласые стали той Справедливостью, которую мы сейчас имеем. Настроенные профы кричат, только если боль от чужих воспоминаний становится нестерпимой. Крик помогает им избавиться от нее.
– Когда кричишь, не так больно. – Мой голос отчего-то звучит хрипло, когда я повторяю фразу, дважды слышанную от Кондора, и доктор кивает, соглашаясь с моими словами.
