на то, – протянула ему, как мы помним, хаотично замотанный сверток и сказала: посмотри, дорогой, какой у тебя хорошенький младенчик… и еще несколько лет было у них истинное счастье… она так любила мужа, что казалось ей – жизни без него не станет вовсе… и что с ней было бы, если б не явился он сто лет назад в доме батюшки Осипа Арнольдыча? – в пятнадцатом году от этой любви родился у них еще один малыш, названный Осипом в честь деда, – ребенок ангельского вида, непонятно в кого светлый, белокожий и голубоглазый, и так он радовал родителей! – Осип Арнольдыч, к слову, очень хотел его увидеть, и Булатика, конечно, однако Левант тянул с приездом, даром, что раньше-то, напротив, рвался, – времена же изменились, шла война, а в Париже было относительно спокойно – в то время как Россия уже начинала закипать; Женя, с одной стороны, хотела повидать родных и, может быть, вернуться уж домой, а с другой – понимала, что это все-таки опасно и чревато непредсказуемыми обстоятельствами, если ж не кривить душой совсем – попросту боялась ехать, но тут случился октябрь семнадцатого года, и муж категорически сказал ей: едем! она окаменела и боялась возразить, а он все аргументировал: мы должны быть с народом… это наше дело… наша революция… мы живем для пользы Родины… Женя плакала, умоляла, просила думать о детях, но он был неумолим, и тогда она замкнулась, снова замолчав, – второй раз за свою совсем еще недолгую жизнь… сей обет оказался тягостнее первого, с мужем и детьми она общалась жестами, стала холодна и неприступна, что-то в ней сломалось, заледенело и вся она превратилась в бесформенный комок больного ужаса; не понимая ничего, чувствовала она смертельную опасность и уже знала, что решение Леванта – гибель, крах, что он подписывает всей семье смертный приговор, делая добровольный шаг навстречу смерти, что этот шаг, вот этот самый первый шаг в сторону Отчизны когда-нибудь обернется для него могилой, но одного не могла она предвидеть – что и могилы-то у него вовек не будет! – а не прими он этого решения, все сложилось бы иначе: до новой войны они бы замечательно дожили и еще родили б сына или дочку… ну, война, конечно, заставила бы их бежать, и если не в Америку, то уж, наверно, в Парагвай, где небезызвестный генерал Беляев, герой Чакской войны и вождь индейского Клана Ягуаров создаст вскоре русскую общину… кто ж знает, что ждет нас впереди… впрочем, можно было и не ехать: тихое местечко имелось в Шампиньи, где, кстати, отсиживался Хаим, тот самый товарищ Амедео, который стал впоследствии и их товарищем, да что там – близким другом, очень, к слову, убедительно предостерегавшим Леванта от поездки, – он-то знал, что ему в его родном штетле делать точно нечего, но они поехали, собрались и поехали, ничего не взяв с собой, кроме дорогих Леванту писем от Гершуни, Савинкова и Азефа, Луначарского, Плеханова и даже двух – от Троцкого, оставив вещи, подаренную Жене двухколесную игрушку и ее портрет кисти Амедео, проданный спустя многомного лет как портрет неизвестной… как же так? – спрашивала
СКАЧАТЬ
