Призрак Виардо, или Несостоявшееся счастье Ивана Тургенева. Нина Молева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Я. Полонскому сам Тургенев… Иван Иванович – в черном камзоле с белыми большими пуговицами и кружевным жабо – и Алексей Иванович – «сильный брюнет бледный… как бледнеют от затаенной злобы, скуластый и круглолицый, тонкая улыбка которого не гармонирует с холодом черных проницательных глаз». Такие же черные глаза и тяжелый взгляд унаследовала у Лутовиновых мать Тургенева.

      По воспоминаниям семейным многое восстановить можно, хотя о своей жизни дочка единственная Петра Ивановича рассказывать не любила. Особенно о привалившем богатстве: у всех троих братьев единственной наследницей оказалась.

      Случай! Так и слышала вокруг шепот. При ней, в ее доме кто бы осмелился сказать, а родня… На чужой роток не накинешь платок. Судили, и все не в ее пользу: нищая, бесприданница, строптивица, матери родной не покорилась. Не покорилась! Всегда своей волей жила. Сызмальства. При батюшке мала была, да и он на расправу был скор. Девочки от мальчишек дворовых не отличал: всем ремень – никто и не заступался.

      А вот матушке Екатерине Ивановне, в девичестве Лавровой, как супруга не стало, развернуться не давала. Как синь-порох вспыхивала. Моду взяла пощечинами сыпать! Чуть что Лавровых поминала: у них все по-другому, все не так, как у Лутовиновых. Лутовиновым место в полку – не на помещичьем житье. И дочка, мол, вся в них – перед девками дворовыми толковала. Убивалась, собой больно нехороша, ростом и то не вышла, голова из плеч – шеи не видать. Как такую одеть, чтоб какого-никакого жениха сыскать, да еще при малом приданом.

      Чтоб беду такую родительскую развести, замуж немедля, овдовев, вышла. Полковник Сомов Николай Иванович сыскался. Для нее обходительный. Об их детках – родились, не родились – сразу толковать начал. Хозяином себя почувствовал. А она? Она-то кем оказалась? С какими заботами, каким приданым? Тенью полуденной по дому ходила. Никому дела нет. Что ни прикажет, девки и в голову не берут: барыню бы не рассердить. К Екатерине Ивановне отсылали: вот барыня распорядится, тогда…

      Из дому вышла летним днем. Через сад в поле, а там до Спасского всего-то две версты. И не заметила, как дошла. Сгоряча прямо к дядюшке – покровительства просить. Пусть у себя оставит. Пусть в отцовский дом не отсылает.

      Рукой махнул: сейчас обед, за стол садись, а там разберемся. Кувертов множество. Народу толпа. До выхода хозяина никто не присел – на двери смотрели: вот-вот выйти должен.

      Вышел. В руках часы луковицей. Крышка открыта: время сверяет. Всегда так делал. Племянницы не забыл. Глазами отыскал, место показал: «Твое будет». Значит, оставляет. Значит, можно не возвращаться. Никогда. Так и надеялась: женитьбы батюшки не одобрял. Лишняя колготня в доме. Девочка родилась – не поздравлял. Наследника как не было, так и нет.

      Обед отошел, на диванчике в антикаморе присела. Шел мимо, слугу кликнул лошадь заложить: ее домой отвезти. В ноги кинулась: только не домой, дядюшка, смилостивитесь! Плакать никогда не умела, голос с перепугу перехватывало.

      «Только не домой, дядюшка! Утопиться лучше!» Посмотрел: «Еды, крова не жалко, да что делать-то будешь? У меня для барышень СКАЧАТЬ