него, поглощая своим ядром. Свечение плазменного факела ослепляло, он утопал в лучистом потоке, и рассудок, покидая его, уплывал за пределы этого раскаленного пространства. Он не ощущал ног и рук, не ощущал себя. Все, чем он был раньше, трансформировалось в одно огромное желание, которое, распространяясь, заполнило весь мир. Это желание твердило ему: «Иди, иди». И он шел, потому что оно – это его желание, – став им самим, сулило ему бесконечные наслаждения. Дюны миражом маячили впереди – в неопределенном, неосязаемом будущем. Его мучила жажда. И он, гонимый желанием, гнался за миражом, но расстояние между ними не сокращалось. Мираж удалялся с такой же скоростью, с которой он к нему приближался. Так продолжалось до тех пор, пока мираж не стал проявляться определенными признаками. Сначала он обрел запах. От него веяло ароматом романтической изысканности. Иногда он обостренным чутьем ловил легкие токи жасмина, приносящие весеннюю свежесть. Это казалось невероятным среди раскаленной пустыни, но ветер приносил аромат, и он замирал от предвкушения наслаждения. При этом каждый его нерв напрягался и отвечал томным трепетом. Он догадывался, что этот трепет, пробегающий по его телу, как рябь по воде, предзнаменование того неведомого, что ждет его впереди. В такие моменты он отрешался от суетного мира и уходил в себя, в свои ощущения, переигрывая их на все лады и удерживая их в себе как можно дольше. Когда его покидала последняя волна трепета, тело расслаблялось в сладостной истоме. Потом приходила боль. Сначала он удивлялся боли, сжимавшей его сердце, так неожиданно проникавшей в него неизвестно откуда. Потом он понял, что она – осколок того миража, который притягивает его с непреодолимой силой и к которой он так стремится. С того момента, как он это осознал, расстояние между ним и миражом стало сокращаться, а ароматы по мере приближения приобретали форму, соответствующую им. Однажды ветер принес аромат полевой ромашки, загадочный и мягкий, с едва уловимым терпким оттенком. Это был аромат пушистой пряди волос, такой же мягкой, переливающейся волнистыми завитками. Его взбудораженное воображение рисовало картины, одну заманчивее другой. Он погружался в волшебное облако волос и, упоенный его ароматом, уносился вдаль по горячей тропинке желания. Ее волосы сводили его с ума своим шелковистым отливом и, едва прикасаясь к щекам, в его воображении будили ответную нежность. Они манили его в неизведанное, они будоражили в нем до сих пор незнакомое ощущение, острое, пронизывающее все его существо. Потом до его ноздрей долетел смешанный аромат лесных ягод, который слетал с ее губ. Этот аромат исторгал такой жгучий соблазн, что щеки загорались чувственным огнем, а его самого несло в неудержимом потоке над джунглями, над осознанием себя, над бренным бытием. Когда он возвращался из своего путешествия, сердце его все еще билось в учащенном ритме, и ему требовалось немало времени, чтобы осознать себя.
Это уже был не мираж. У него уже были волосы и губы. Вырисовывался волшебный образ. Чем более он приближался
СКАЧАТЬ
