Пока мы шли, я понял, что понятия не имею как будет по английски «Ваше Высокопресвященство». Матвей только фыркнул, когда я спросил его об этом.
Один из коридоров кончился небольшим полукруглым залом. Над входом в зал висела, обрамляя полуарку, довольно темная латунная табличка Instituto per le Opere Esteriori. В зале стоял массивный темно-коричневый письменный стол, обитый зеленым сукном. На столе стоял жидкокристаллически монитор, два телефона кнопок на 30 каждый и канцелярский прибор. «Интересно, какие у них дыроколы», – подумал я. Я всегда любил пафосные канцтовары.
За столом сидел человек лет тридцати пяти, одетый в черную сутану с фиолетовым воротником. На голове у него была черная шапочка. Мы остановились в центре зала. Отец Джозеф молча поклонился. Черный человек нажал кнопку на телефоне и что-то тихо произнес.
Я озирался в приемной, Матвей подошел к одной и стен и уставился на нее. Потом подозвал меня.
– Можешь перевести?
Что Антон, что Мотя почему то считали, что годового курса медицинской латыни достаточно для того, чтобы стать специалистом по классической филологии. Или хотя бы переводить с латыни без словаря. Я их, конечно, не разубеждал, но сейчас почувствовал себя из-за такой ерунды дискомфортно. Предстояло отвечать перед Мотей за латинский базар. Я без особой надежды поднял глаза и прочел инкрустированную золотом надпись под небольшой статуей Девы Марии:
Я решил, что надо постараться перевести внимание Моти с текста на скульптуру, в тайне надеясь что она работы Микеланджело. Дева Мария была великолепна: нежна, чувственна и нервно озабочена чем-то. Я сказал самым простым и естественным голосом, на который был способен.
– Это Ave Maria. Молитва. А вот скульптура, кажется…
– Я сам вижу, что молитва. Перевести можешь?
Дело пахло легким позором. Тогда я попытался для очистки совести найти несколько знакомых слов кроме имен (gratia, benedicta, fructus). Сочетание этих слов показалось мне знакомым. И знакомство шло из какого-то глубокого детства. Я попытался прислушаться к самому себе. Няня. Дача. Ранний зимний вечер. Мы только что полдничали чаем с печеньем, а теперь куда-то идем. В небе летают большие птицы. Маленькая церковь. Сейчас. Сейчас. Секунду! Есть! Есть!
«Богородице, Дево, Радуйся» и «Ave Maria» это одна и та же молитва!
Я осторожно посмотрел на Мотю и стал переводить. Но не с латыни, а с церковно-славянского. «Радуйся Мария, полная благодати. С тобой Господь. Ты благославенна среди жен и благословен плод живота твоего – Иисус».[27] Мотя посмотрел на меня со смесью страха и уважения перед тайным знанием. Тогда я, чтобы подстраховаться, невозмутимым голосом сказал:
– Да это то же, что и «Богородице, Дево, Радуйся!» Только по латыни. Не так уж сильно разделились наши церкви. Молитвы одни и те же.
Мотя, СКАЧАТЬ
27
Богородице, Д?во, Радуйся! Радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благослов?нна Ты в Ж?нахъ и Благослов?нъ Плодъ Чр?ва Твоего, яко Спаса Родила Еси душъ нашихъ.