Едва он вступил в благословенную тень оазиса, как в нем поселилось чувство неясной тревоги, которое с каждым шагом только усиливалось. С трудом пробираясь сквозь непроходимые заросли, Иеремия вдруг осознал, что не слышит пения птиц, гудения жуков и других звуков, должных наполнять атмосферу оазиса. Замерев, он услышал то, что и предполагал. Тишину. Оазис был свободен от всех проявлений жизни, кроме растительной.
Достав второй кинжал, наемник продолжил продираться вглубь оазиса, где по его примеркам и должен был находиться храм. Голос с первым же шагом под сень деревьев непостижимым образом исчезла – вот она стоит, а вот ее уже нет.
– Отлично! Просто отлично! – ярился Иеремия, вгрызаясь кинжалом в зеленую стену, производя при этом шума не меньше, чем стадо мамонтов. Однако за своей руганью он успел расслышать шум падающей воды и, еще несколько раз взмахнув кинжалами, вырвался на открытую каменистую площадку. Едва не рухнув с двадцатифутовой высоты, Иеремия в тысячный раз помянул богов и одну маленькую дрянь. Рассматривая раскинувшийся перед ним вид, он пришел к выводу, что оазис, вероятнее всего, создан при помощи магии: водопад, свергающийся в небольшое бурлящее озеро в оазисе посреди пустыни. Такое только в бреду может привидеться! И тут наемник услыхал пение каких-то пичуг, но стоило ему сделать несколько шагов обратно в зеленый ад, как все звуки немедленно исчезли. Чертыхнувшись, наемник вышел на край обрыва. За облаком водяной пыли на противоположной стене ущелья ему удалось рассмотреть искусно вырезанные двери высотой в два человеческих роста. «Храм Богини, как ее там, – сварливо подумал он. – Но путь туда, видимо, только один – прыгать. Маленькая мерзавка «забыла» об этом предупредить».
На некоторое время Иеремия погрузился в размышления. Прыгать в воду со всем своим добром означало неизбежно пойти ко дну. Хотя озерцо и было – кот наплакал, искушать Судьбу сильнее, чем следовало, наемник не хотел. Поэтому, повздыхав, он оставил при себе кинжалы, немного сушеного мяса и флягу с водой. Все остальное, включая деньги, он плотно уложил в мешок и старательно припрятал, прежде чем шагнуть навстречу водной глади.
– О, Сэдирэ! – вода была поистине ледяной, и Иеремия лишний раз порадовался за свою смекалистость. Будь с ним больше вещей, радоваться бы не пришлось. Отплевываясь и фыркая, он выбрался на узкую полоску берега, отжал одежду и, ежась от холода, пошел к вратам. Вблизи они просто завораживали – сплошь украшенные фигурками людей в ладонь величиной, которые совокуплялись в самых замысловатых позах, какие только мог себе представить наемник, не жаловавшийся на фантазию. А от созерцания некоторых Иеремия почувствовал, что краснеет.
СКАЧАТЬ