На задворках Великой империи. Том 3. Книга вторая. Белая ворона. Валентин Пикуль

Чтение книги онлайн.

      – Нет. Не буду. К какой партии принадлежал убитый?

      – Семь лет имел. Три года на поселение, – рассказывал Шестаков. – Питерский, с Путиловского. Организация забастовок. Федор Зайцев. А партия – большевик!

      Напряжением памяти Мышецкий восстановил в своей голове посещение тюрьмы в день приезда в губернию и спросил:

      – Зайцев… тот, который отказался от претензий?

      – До претензий ли тут, князь!.. – вздохнул в ответ Шестаков.

      Князь расспросил, какие были открыты камеры в момент убийства, где выбито стекло и прочее. Подозрения привели не в общеуголовные камеры, а именно в те, где сидели арестованные при облаве обираловцы (публика свойская).

      Всю эту «сволоту» погнали из камеры в коридор ударами кулаков и резиновых трубок. Ставили лицом к стенке – в ряд.

      При обыске нашли все, что надо: осколок стекла, который как раз подходил к оконному вылому, большой запас водки, самодельные картишки, скрытые под кирпичом в печи…

      – Ну и всякая там еще мелочь, – закончил доклад Шестаков.

      Сергей Яковлевич показал ему свою чистую ладонь:

      – Проверьте руки. Убитый наверняка сопротивлялся… Следы!

      Порезы на руках от стекла оказались у трех бандитов.

      – Кандалы! – топнул Мышецкий. – Всех трех…

      Потом думал: какой смысл? Просто так эти гоп-господа не убьют человека. Зайцев не таков, чтобы допустить общение с обираловцами. Правда, князь уже знал: уголовные мстили «политикам» за то, что надзор полиции в связи с растущей революцией усилился за всеми слоями общества. Хватали революционеров – верно, но зато стали чаще хватать и уголовников – это тоже так… «Не месть ли?» Сергей Яковлевич глянул на вскрытые топором нары, в тайнике которых лежали, как селедки в бочке, одна к другой, синеватые бутыли с сивушной «ликвой» (нарушение государственной монополии).

      – Плохо, плохо следите, капитан, за порядком, – выговорил он Шестакову. – А ну-ка, покажите мне «мелочь»…

      К нему подгребли разбросанные по углам тряпье, рвань, мусор. Носком ботинка князь разворошил этот хлам и… вытянул «Плач святого Иисуса Христа по Народу Русскому». Еще поворошил – и еще нашлась такая же мерзость. Аккуратно собрал всю литературу.

      – Вот вам и политическое убийство, – сказал. – Разве не видите, капитан, что эти бандиты – с тенденцией? Держать закованными. В темном карцере. Без окон. Без прогулок. Кормить через день.

      – Не имеем права, князь, – потускнел Шестаков.

      – Право – это я!

      Трех закованных убийц, с непривычки спотыкавшихся в кандалах, тычками в шеи погнали в канцелярию.

      – Как прикажете оформить? – спросил капитан.

      – Как политических! – И, взяв трость, Мышецкий удалился…

      Дремлюге, при первом же разговоре об этом случае в тюрьме, он внушил так:

      – Сила моя в том, капитан, что я объективен. Карать буду одинаково – и слева, и справа! СКАЧАТЬ