1917, или Дни отчаяния. Ян Валетов

Чтение книги онлайн.

      31 марта 1956 года. Монако

      В густую почти черную жидкость падает кусочек сахара.

      Появляется ложечка, помешивает кофе.

      Пальцы охватывают ушко кофейной чашки и отрывают ее от блюдца.

      Старик подносит напиток к губам и делает глоток.

      Терещенко сидит на веранде кафе, почти у самой воды.

      У входа в заведение появляется человек, что-то спрашивает у официанта и направляется к столику Михаила Ивановича.

      – Здравствуйте, Михаил Иванович, – говорит он по-русски.

      Терещенко встает для приветствия.

      Они почти одного роста с Сергеем, Терещенко, правда, чуть выше, но незначительно. Оба в прекрасных костюмах и чем-то неуловимо похожи друг на друга – скорее всего, тем, что называлось франтовство.

      – Здравствуйте, Сергей Александрович.

      – Я благодарен вам за доверие, – говорит Сергей.

      – Месье Никифоров, – улыбается Терещенко. – В моем возрасте доверие – это точный расчет, так что меня не за что благодарить. Меня заинтересовало ваше предложение потому, что я читал ваши статьи, они весьма недурны, и я не думаю, что для моего убийства господа чекисты станут использовать советского журналиста с мировым именем. Присаживайтесь. Кофе?

      – Не откажусь.

      – Гарсон! Честно говоря, сначала я удивился, – говорит Михаил Иванович. – Советский журналист – и такая тема… Скажите мне, Сергей Александрович, что изменилось в России? Вы же давно написали свою историю, в которую мы не вписывается. Гучков, Родзянко, Милюков, Львов, я – министры-капиталисты, враги рабочего класса. Савинков – бандит и террорист. Керенский вообще оказался комическим героем…

      – А он – фигура трагическая? – спрашивает Никифоров, вежливо улыбаясь.

      – Мы все фигуры трагические. Я терпеть не могу Александра Федоровича, но история с его побегом в женском платье не выдерживает критики. Откровенная ложь.

      – Ложь, повторенная много раз, становится правдой, Михаил Иванович…

      – Фу! – говорит Терещенко, сморщившись, словно лизнул кислое. – Как банально!

      – Однако – чистая правда.

      – Вот почему я задаю вам вопрос – что вы собираетесь написать? Правду? Или новую сказку для вашего руководства?

      – Хотите честно? – лицо Никифорова становится серьезным. – Это будет правдой в той степени, что мне разрешат. Я не всесилен, сами понимаете. И не стану врать, что пришлю вам гранки на вычитку – не пришлю, а пришлю, так не исправлю. Но в СССР изменилось многое, Михаил Иванович. После 1953-го страна стала другой. И продолжает меняться.

      Терещенко закуривает.

      – Ну хорошо, – говорит он. – В конце концов, я уже здесь и было бы глупо… На вычитку гранок, если откровенно, я не особо и рассчитывал… Как я понимаю, вас интересуют события февраля 1917 года?

      – Не только. Но давайте начнем с них. Меня интересует ваше участие в Февральской революции…

      – Никакого.

СКАЧАТЬ