Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя. Алексей Гатапов

Чтение книги онлайн.

      Едва опомнившись, ребята торопливо повскакали на коней. Далеко над холмами гроза уходила на восток.

      – Земля хоть немного пропиталась, – пригнувшись в седле и зачем-то укорачивая стремена, сказал Сача Беки. – А я все думал, как бы молния не ударила. Думал, сейчас пронижет меня сквозь темя прямо в сердце… – и сконфуженно замолчал, почувствовав неприязненные взгляды братьев.

      Не сговариваясь, перешли на рысь. Сача Беки раза два хлестнул по гладкому крупу своего каурого, вырвался вперед, и все устремились за ним во весь опор. Напуганные грозой кони вытягивались изо всех сил, судорожно всхрапывая и дико кося глазами назад, словно за ними гналась стая волков.

      Рассыпавшись по склону холма, как в набеге, бешеным галопом спустились к своему куреню.

      Две подслеповатые старухи, гревшиеся на солнце у крайней юрты, увидев рассыпной строй скачущих, закричали от страха, призывая людей. На крики их выскакивали мужчины, вглядывались в степь, прикрываясь от яркого солнца ладонями. Узнав сорванцов своего куреня, сплевывали с досады и скрывались за пологами своих юрт.

      С десяток лохматых черных собак, оскалив желтые клыки, молча сорвались навстречу. Но вскоре, поняв свою оплошку, встали, виновато завиляли хвостами и отошли в сторону, уступая дорогу.

      – Бараны, а не собаки! – Сача Беки, проносясь мимо, свесился с седла, достал крайнюю плетью. – Своих не узнают.

      Перед куренем ребята придержали лошадей, перешли на шаг. Разгоряченные кони шумно дышали, дрожа ноздрями, рвались вперед. В курене было тихо и безлюдно. Дневная жара загнала людей в юрты. Гроза до этих мест, было видно, не дошла. Копыта лошадей сухо постукивали по отвердевшей земле, разрушая застоявшуюся тишину между айлами.

      В сонном безмолвье томился курень. Лишь кузница – огромная землянка в полусотне шагов от юрт, сплошь покрытая дерном так, что со стороны она могла показаться обычным бугорком на ровном месте, если бы не закоптелая дыра дымохода – лишь эта кузница гремела неустанно-размеренным, отчетливым звоном железа.

      Изредка между юртами показывались люди. Женщины, завидев нойонских детей, останавливались, не смея перейти дорогу, некоторые робко кланялись им. Молодые рабыни и девушки из харачу, издали завидев знатных подростков, хорошо зная их озорство, спешили скрыться с глаз.

      У серой шестистенной юрты седая старуха, сидя на высоких кожаных подушках, в узком и длинном бочонке сбивала масло. В короткой тени двое голых, черных от загара малышей ползали под разомлевшей от жары овечкой, толкаясь, грязными губами ловили соски, глотали молоко, давясь и кашляя, смеялись.

      На стук копыт старуха подняла голову, щурясь и моргая, смотрела на проезжающих.

      – Чьи вы дети? – старуха прикрылась от солнца ладонью. – Какого куреня?

      – Нашего, бабушка, – Унгур улыбнулся, обнажив на солнце белые зубы. Подъехал, свесившись с седла, положил перед ней молодого гуся.

СКАЧАТЬ