Первые студенты. Дмитрий Мамин-Сибиряк

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ спрятанную бутылку и залпом выпил новый стаканчик. Он походил на сумасшедшего и несколько раз бросался обнимать Петьку и кончил тем, что швырнул его книгу в угол.

      – K черту… все к черту!.. – кричал он, бегая по комнате. – Gaudeamus, juvenes dum sumus….[1] A ну-ка еще эту, ну, как ее… ее… Да вот:

      По чувствам братья мы с тобою…[2]

      Я знал и «эту». Рубцов пел под аккомпанемент с увлечением, хотя страшно фальшивил и сердился на самого себя. Петька тоже подтягивал свежим ровным баском, какой бывает только у таких здоровяков. В порыве восторга Рубцов как-то машинально хлопнул второй стаканчик, заметно покраснел и долго смотрел на менг улыбающимися, но печальными глазами – последнее было его особенностью.

      – Голубчик, понимаете ли вы… ах, нет, надо это пережить… да, пережить!.. – торопливо заговорил он, роняя слова. – Ведь это огнем по сердцу… это жизнь… Петька, помнишь?..

      Схватившись за голову, Рубцов заплакал. Это было так неожиданно и непонятно для меня, что я оставил гитару и смотрел то на ходившего по комнате Рубцова, то на спокойно попыхивавшего папироской Петьку. Заметив мое смущение, Рубцов улыбнулся сквозь слезы и взял у меня гитару.

      – Позвольте, голубчик, я вам сыграю мою единственную… – говорил он, усаживаясь с гитарой на окно. – У меня, как у волка, всего-навсего одна песенка… Вперед извиняюсь за свое козлогласие.

      Своим фальшивившим тенориком Рубцов запел старинный романс:

      В хижину бедную.[3]

      Богом хранимую,

      Скоро ль опять возвращусь…

      – Нет, это не то… – заговорил он, оставляя гитару. – Нука еще… Помните, у Иловайского во всеобщей истории есть анекдот? Пировал король Артур со своими рыцарями – может быть, и не Артур, ну, да не в этом дело! – на дворе темная осенняя ночь; в зале, где пировали рыцари', горели огни, и вдруг влетает маленькая птичка… Рыцари задумались, а птичка улетела в окно. Один рыцарь встает и говорит: «Король, эта птичка напоминает мне человеческую жизнь, у которой темно впереди и назади…» Голубчик, вот и студенческие песни то же, что птички, – они напом инают нам о нашей жизни… Кажется, Петька, я начинаю завираться и немножко того… что-то как будто не подходит… Ну, да все равно, если не теперь, так после поймете меня. Нет, мне решительно душно здесь – пойдемте на воздух, господа…

      III

      На поляне, между конторой и какими-то амбарами, кучером Софроном был разложен небольшой костер. На огонь появился опять Потап и бестолково суетился, мешая Софрону.

      – Ты еще все здесь? – удивился Рубцов.

      – Родимый мой… Михаил Павлыч… – бормотал Потап и расслабленно махал рукой. – Уважил ты меня… то есть, ах, как уважил!..

      Софрон, молчаливый, красивый парень, как-то брезгливо старался не замечать пьяного старика и несколько раз, будто невзначай, толкнул его локтем. Было уже часов девять. На восточной стороне неба, из-за Сосуна-'Камня, всплыла длинная туманная полоска и медленно тянулась к ярко блестевшему месяцу; зубчатая линия ельника, окружавшего прииск со всех сторон, точно была посеребрена. Горная СКАЧАТЬ