Три венца. Василий Авенариус

Чтение книги онлайн.

      Он хотел, видно, еще распушить дочку, но спохватился, что упустит, пожалуй «гешефт», и буркнув только что-то, опрометью выскочил также к отъезжающим. Колымага уже тронулась с места, когда в дверцах ее показалась кудластая голова корчмаря.

      – Ваша ясновельможная светлость! Простите: мы люди маленькие, живем только тем, что паны банкетуют у нас…

      – А и в самом деле! Тебя ведь еще не рассчитали? – вспомнил князь Адам.

      – Ни!

      – Сколько же тебе причтется?

      Старик-еврей с умильной ужимкой склонился еще ниже и без конца заморгал.

      – Сто дукатов вашей светлости не много будет? Несообразное требование поразило даже известного своею щедростью князя Адама.

      – Сто дукатов? – переспросил он. – Это за что же? Ведь припасы-то у нас, чай, все свои были?

      – А про турицу-то, ваша светлейшая ясновель-можность, забыли? Пхе!

      – Да туры будто у нас на Волыни уже такая редкость?

      – Туры-то не редкость, – отвечал изворотливый еврей, подобострастно осклабляясь и подмигивая сидевшему рядом с князем царевичу, – но цари московские – уй-уй какая редкость!

      Царевич усмехнулся, а князь рассмеялся и крикнул своему казначею, чтобы тот отсчитал корчмарю требуемую им сумму.

      Глава восьмая

      В голове панны Марины назревает план

      Пока названный царевич Димитрий, а с ним и новый гайдук его, под палящими лучами июльского солнца в удушающих облаках пыли, безостановочно мчались навстречу неведомой судьбе своей, судьба их была более или менее уже предрешена: предрешена в отдаленном Самборе молодою девушкой, существования которой ни один из них еще не подозревал. Девушка эта была первая самборская красавица и привередница – панна Марина Мнишек, младшая и любимая дочь Сендомирского воеводы, Юрия Мнишка.

      Пан воевода только что окончил продолжительное совещание с тремя монахами: двумя иезуитами и одним бернардинцем, присланными к нему папским нунцием в Кракове, Рангони, как панна Марина, выжидавшая только, казалось, ухода монахов, впорхнула в кабинет отца.

      – Что тебе, мое сердце? – с оттенком неудовольствия спросил пан Мнишек, который, видимо, утомленный предшествовавшими прениями, разлегся на диване и, тяжело дыша, отирал платком свое голое, блестящее, как полированная слоновая кость, темя, на которое с затылка только был тщательно зачесан седой оседелец.

      Молодая панна, ластясь, подсела к старику и, достав из кармана свой собственный фацелет (платок) тончайшего полотна, опрысканный эфирным раствором амбры, нежно провела платком по его лбу, а в заключение поцеловала его в самое темя.

      – Вот так! – сказала она, с улыбкой глядя на него. – Что, разве не легче?

      – Легче; но я устал моя милая, очень устал…

      – Безбожные патеры!

      – Тише, дитя мое…

      – И чего им от вас нужно?! Ну, скажите, папа, чего им нужно?

СКАЧАТЬ