, работа, дача, видео… как вино, какое-то вязкое, какое-то мерзкое, глушит, и тушит и душит, падла, жизнь, а она одна и другой не будет, жизнь-алкоголичка, выпрыгивала спиной, закрыв глаза, каждый раз парашют раскрывался, больно дергал под мышки, висеть в холодном весеннем небе целых восемнадцать минут, каждый раз в ожидании любви, как-то глупо и противно, словно бы ты – мужчина, куришь на ветру «беломорину»… Так ты и начала колоться – в пах, в ляжечные, потом в ручные, в лимфатические, в горло, варила сама, начинала с маковой соломки, вытаращенные, как у рыбы, глаза, винт, всклокоченные соломенные волосы, пугало, вываливающееся с семнадцатого этажа, страшный удар о крышу «мерседеса», нарядный такой мужчина, наконец выйдет, наконец будет долго и с удивлением разглядывать это невообразимое с порванной ноздрей, со съехавшим наискось голубым буратинным глазом, лежащее поперек искореженной крыши его шикарного авто, где он сидел и просто читал, ебаный в рот, вот это дела, ты вырезала аппендицит, сама, сама вырезала, привязав к двери большую бритву, и дернула, поскольку боялась проткнуть рукой, боялась прорезать, лучше, чтобы аппарат, пусть самодельный, но все же нечеловеческий, аппендицит оказался маленький и скользкий, как двухмесячный плод, наступив, поскользнулась, упала и сломала себе ребро, так и лежала, плача, вся в крови, в соплях, не в силах дотянуться до телефона… Но нет, хватит больше смертей, осталось еще шестнадцать жизней и их надо как-то прожить, их надо накрасить, их надо одеть, нарядить и отвезти в ночной клуб, где перед ними будет раздеваться мужчина, где мужчина будет фигачить перед ними мужской стриптиз на гондоле, на мандалине, на барабане – бац! бац! – ешьте, пейте, гостьи дорогие, и смотрите, как я раздеваюсь, я, мужчина, раздеваюсь, скидываю рубашку, штаны и носки, и остаюсь в одном черненьком продолговатом футлярчике, ну, как, чуете, чем это кончится, как ярко-фиолетовым ударит вдруг по глазам, узкий тубус тысячеватного прожектора, снял и футлярчик, нате, фотографируйте, «Эроса! Эроса!» – закричали, попадали в азарте со стульев, ветер задул, да, ветер из прерий, конь и сапоги, лаковые такие полусапожки и плеть… Сучки, бляди, чего захотели! лежать, вот вам, вот вам, плеткой по попочкам, по алым таким зардевшимся попопочкам, шестнадцать попочек в ряд, перепороть каждую, перешагивая, переворачивая, р-раз! р-раз! а эту можно и два! и четыре! и пять! и шесть! и семь! и восемь! и десять! засечь, засечь насмерть… значит, осталось пятнадцать, увы, пятнадцать, но ведь я не хотел убивать, мужчина не хотел убивать, мужчина хотел просто выебать, а вот ведь, вошел в раж, и на тебе, а как ее звали? ее звали, а вообще-то мы женщин любим, женщины же, они, как почечки, как вербочки, как божьи коровки, и они обожают, когда даже еще не любовь, когда еще никогда ни с кем, а только, да в первый раз поцеловаться… зачем доживать до обличья старой гремучей змеи, свивая жесткие желтые кольца и мастурбируя по ночам зеленым и голубым огурцом, красным, светящимся и музыкальным, с той мелодией, что мы так любили с тобой слушать, помнишь, как я тебя предал и ушел, палач, таблетки от сновидений, от выставок, от метро, от кино, таблетки от таблеток, дразнить и дразнить, сидя в застегнутом наглухо сюртуке в своем шикарном «мерседесе», только дразнить и проживать все пятнадцать оставшихся жизней, вместо тебя, вместо тебя, в прозрачной комнате без стекла, пять плюс три и еще плюс семь итого пятнадцать, как учат складывать еще в детском саду, нет, саде, маркизе де, все вместе играем в пятнадцать, потом в двадцать одно, потом в двадцать два, а под конец в дурака, в ожидании конца света, который никогда не наступит, потому что давно уже наступил, если бы не эта печаль, о, Господи, если бы не эта печаль…
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
