кельи. Было ещё слишком рано, чтобы принимать посетителей. Я посмотрел в окно и увидел юношу с просветлённым лицом. Я понял, что, раз благодать Божия так его «выдаёт», значит, что он на собственном опыте пережил что-то духовное. Поэтому, хотя у меня и были неотложные дела, я оставил их, открыл ему дверь, завёл в келью, принёс ему воды и, видя, что в нём скрыто что-то духовное, осторожно начал расспрашивать о его жизни. «Кем работаешь, молодец?» – спросил я его. «Какая там, отче, работа, – ответил он. – Ведь я вырос в тюрьме. Сейчас мне двадцать шесть лет, и большую часть своей жизни я провёл там». – «Что же ты такое натворил, что оказался в тюрьме?» – спросил я, и он открыл мне своё сердце. «С детских лет, – начал он свой рассказ, – мне было очень больно видеть несчастных людей. Я поимённо знал всех, кто страдает и испытывает нужду, – не только в нашем приходе, но и в других. Наш приходской священник и староста прихода всё собирали и собирали деньги, расходуя их на строительство различных зданий, залов, на благоустройство храма и тому подобное, а бедные, нуждающиеся семьи оставались совершенно никому не нужными. Я не берусь судить, была ли действительная нужда во всех этих постройках, но просто говорю о том, что я видел множество обездоленных. Ну вот тогда я и стал тайком брать собранные на пожертвования деньги. Я брал не всё, а сколько было необходимо. На ворованные деньги покупал продукты, разные необходимые вещи и оставлял это под дверями бедняков. Сразу после этого, не желая, чтобы по подозрению в краже схватили ни в чём не повинного человека, я приходил в полицию и говорил: „Я украл деньги из церкви и их потратил“. Больше не говорил ничего. Меня били, называли „шпаной“ и „вором“, но я молчал. Потом сажали в тюрьму. Так продолжалось несколько лет. В нашем городе тридцать тысяч жителей, все они про меня слышали и иначе, как „шпаной“ и „вором“, не величали. А я молчал и испытывал радость. Как-то я просидел в тюрьме целых три года. Иногда меня сажали по одному лишь подозрению в краже – без вины с моей стороны, и когда задерживали настоящего преступника, меня отпускали. А если виновного в преступлении, которое я не совершал, не находили, я отсиживал в тюрьме весь полагавшийся этому вору срок. Поэтому, отец мой, я и сказал тебе, что большую часть своей жизни провёл в тюрьмах».
Со вниманием выслушав его рассказ, я сказал: «Вот что, парень. Хоть всё, что ты мне рассказал, и кажется, на первый взгляд, хорошим, но на самом деле ничего хорошего в этом нет. Больше так не делай. Я тебе кое-что посоветую. Послушаешься моего совета?» – «Послушаюсь, отец», – ответил он. «Из своего родного города тебе нужно уехать, – сказал я. – Поезжай туда, где тебя не знают: в город такой-то. Я позабочусь о том, чтобы ты сошёлся там с добрыми людьми. Начинай работать и по силе помогай обездоленным, делясь с ними последним куском хлеба, потому что это имеет бо́льшую цену, чем то, что ты делал до сих пор. Но даже если человеку нечего дать нищему и у него болит от этого сердце, то он даёт ему милостыню высшего порядка. Он даёт ему милостыню кровью своего
СКАЧАТЬ
