Меблированная пустыня (сборник). Леонид Финкель

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ жизни. В пустых глазах политиков, в тоне работающих – безнадежность материалистического пути этого громкого созидания.

      Есть только одно созидание – вечное, великое.

      Без треска и фраз.

      В нем вся надежда.

      Я выключаю компьютер, этот пинок под зад Богу, Человеку, Судьбе, Времени, Любви, Красоте. Но я все еще барахтаюсь во всем этом, в этом Боге, Человеке, Времени и снова во Времени, потому что Любви нет, осталась одна только физиология любви. В любви, как и на войне, нужна храбрость, а где теперь храбрые? Все трусы. А я люблю всерьез и надолго…

      Телефонный звонок прерывает мои размышления. Разговор репетирую по пути к телефону:

      – Бесэдер?

      – Бесэдер.

      – О'кей?

      – О'кей.

      Мой роман с человечеством продолжается.

      А все потому, что беремен Книгой.

      Я думаю о Любви. О своей жизни. О том, что безоговорочно кануло в Лету.

      И только тюрьма «Цальмон» – привлекает возможностью согреться в зимнюю стужу.

      О, комфортабельные тюрьмы!

      2

      В ту ночь мне снился Федор Михайлович Достоевский.

      Бледный, худой, он как-то зло и болезненно наблюдал за мной и вдруг пригласил пройти в сумрачную и безмолвную бездну, комнату без стен, в середине которой стоял мягкий диван, покрытый коричневой, довольно подержанной материей, а рядом – круглый столик, с красной суконной салфеткой.

      – Нуте-с, каким же неизвестным ветром вас сюда занесло?

      И, не дождавшись ответа, вдруг заговорил о беспокойстве, которое вызывает в нем растущее влияние евреев в христианском мире. Уверовав в спасительную миссию цивилизации, еврейская молодежь, видите ли, с головой ушла в науку, экономику, общественную жизнь, представьте себе, если так пойдет дальше, станет господствующей в каждой нации…

      – Да! Верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже; и разве можно не заметить того, что она стремится дать миру свой облик и свою суть!

      Мне казалось кощунственным пересказывать его речи, но я вдруг почувствовал, что бессилен и опустошен. Бездны его я не боюсь, а наоборот, страшно боюсь тесноты. Она, а не бездна будет началом конца…

      – Но, простите, разве не вы выступили за расширение прав евреев, за полное равенство их с коренным населением? – осмелел я, глядя прямо в поразившие меня глаза Достоевского: один – карий, а в другом зрачок непонятного цвета расширен во весь глаз; и эта двойственность придавала глазам какое-то загадочное выражение.

      – Заступиться за страждущего – Христов закон, – оживился Федор Михайлович, – мне лучше остаться с Христом вне истины, чем с истиной вне Христа…

      И он снова стал излагать свои соображения о «жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир», вместо неудавшегося христианства: «Подменили идею Бога… идеей жида…»

      Комната, СКАЧАТЬ