Теория прогресса. Геннадий Прашкевич

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Николай Иванович заметался под окошечком:

      – Так ведь хватятся нас! Не сегодня, так завтра хватятся!

      – Если и хватятся, – мрачно подсчитал радист, – то не сегодня и не завтра. Скажем так, через неделю. Осень ведь, Николай Иванович, осень! Решат, пурга нас накрыла. Мало ли что. Всякое бывало. Так что пусть неделю, но фрицы могут работать спокойно.

      – А «Мирный»? – не соглашался, настаивал Николай Иванович. – Ладно, нас не хватятся. Но «Мирный» не иголка! Его точно будут искать!

      – Тоже не сразу, – мрачно ответил радист. – Зона радиомолчания.

      – Илья! – взмолился Николай Иванович. – Ты толком нам объясни! Что с «Мирным»? Откуда пацан?

      – Я уже сказал – не ждите буксир! И к пацану не вяжитесь. Наш пацан.

      Лыков помолчал и спросил через силу:

      – Римас! Совинформбюро слушал?

      – Под Яссами наши! – мрачно ответил радист. – Румыны сбросили своего Антонеску, объявили фрицам войну! Надо же! – скрипнул он зубами. – Война к концу, а мы на краю света в собственный склад попали!

      Вовка ничего не понимал! Лиц не видно, темно. Мечутся голоса между бревенчатыми стенами. Дверь заперта. На двери снаружи замок. А они, полярники, теряют время на разговоры! Лыков же ясно сказал: бежать надо на Угольный! Бежать надо к палатке, где хранится самодельная рация.

      Не выдержав, сполз с мешка, на ощупь исследовал дверь.

      Хорошая оказалась дверь. Прочная. Обшита металлическими полосками. От холода на шляпках гвоздей иней выступил.

      – Ну, судьбинушка! – услышал глухой голос радиста. – Я, братаны, совсем иначе мог устроить судьбинушку. Я хоть и литовец, а родился в Средней Азии. Есть там такая станция – Каган. А в Москву приехал поступать в училище. Рисовать любил – урюк там цветет, ишаки бегают. А Москва понравилась, вот только ночевать негде. Залез на Арбате в погребок, взял бутылку пива, думаю – растяну до утра. Не растянул, толкают: «Выметайся, голубчик!» Так и пробродил всю ночь по Москве. Дворники метут, весело. А в художественном училище привязался ко мне один старичок, чем-то я ему не понравился. Усадил за стол, говорит: «Вот вам натюрморт. Работайте!» А на столе кувшин, тряпье, какая-то мура, в общем. И гипсовая головка, женская. Вот головку эту я и так, и этак, а старичок всё недоволен. «Чего она у вас такая? Чего не радуется? Где улыбка?» Ну, я тогда был обидчивым, бросил все эти художества. Наткнулся на объявление: «Курсы радиотелеграфистов. Форма. Питание». Клюнул на форму и на питание. А не засуетись, значит, найди подход к тому старичку, смотришь, сидел бы сейчас не на Крайночном, а где-нибудь в теплом Кагане под цветущей черешней. В общем, не сложилась судьбинушка.

      – Как это, не сложилась? – засуетился Николай Иванович. – Ты кому такое говоришь, Римас?

      – А ты не понимаешь?

      Вовка медленно закипал. Чувствовал, не простой идет разговор, а с каким-то тайным подтекстом, с непонятным значением. Двери надо высаживать, бежать на Угольный, а они про судьбинушку! Да еще СКАЧАТЬ