– Джихад? – переспросил Кемаль. – Хм, пусть будет джихад, ладно. Алла баерсэ. – Он сделал шаг вперед.
– Переведи-ка, – предложил Леха, не сдвинувшись с места.
Чтобы вспороть ему брюхо, достаточно было один раз взмахнуть ножом, снизу-вверх. Прикинув свои шансы, Кемаль осклабился:
– Это значит: бог даст.
– Бо-о-ог, – уважительно протянул Леха. – Он, конечно, величина авторитетная, базара нет. Только не на него ты оглядываться должен, сайгак.
Сайгак? Это еще что за хренотень такая? Не слышал Кемаль такого обращения никогда прежде, и оно ему пришлось не по вкусу. Так что он взял да и прищурился обидчиво, хотя при узком разрезе его глаз делать это было вовсе не обязательно:
– На кого же мне оглядываться, Каток?
– Иди, на ушко шепну.
Кемаль смерил долгим взглядом сначала вожака, потом его пустые руки. В правом кармане Лехиной куртки вполне мог скрываться ствол. Штука, конечно, опасная, но не волшебная – сама хозяину в руки не прыгнет. Да и взвести затвор нужно, прежде чем выстрелить. А клинок – вот он, крепко-накрепко зажат в чуть вспотевшей ладони.
– Ну? – голос подавшегося вперед Кемаля прозвучал почти требовательно.
– Ближе, – поманил его Леха скрючившимся, на манер когтя, пальцем.
– Ну? – повторил Кемаль. Он склонился к вожаку, но вооруженную руку отвел назад, чтобы ее нельзя было перехватить за запястье.
Заметив этот жест, Леха улыбнулся странной замороженной улыбкой, при которой губы растянулись в прямую розовую линию, напоминающую шрам.
– Еще ближе… Вот так… – произнес он, когда скособочившийся Кемаль приблизил к нему свою черноволосую башку, усыпанную перхотью, как головешка – пеплом. – Слушай меня, сайгак, и запоминай, потому что два раза я повторять не привык… Все мы, конечно, под богом ходим, да только он далеко, а я – вот он, рядом. Дошло до тебя, сайгак толстозадый?
Шипящие в Лехином произношении получались по-змеиному ядовитыми, а буквы «р» рокотали на манер отдаленного грома. Заподозривший неладное Кемаль хотел было отпрянуть, да не успел – его цепко ухватили за ухо хозяйские пальцы, оказавшиеся необычайно цепкими и сильными.
Вместо того чтобы нанести удар ножом, Кемаль инстинктивно дернул головой, пытаясь высвободить ее из захвата. Это было совершенно естественное, но ошибочное побуждение. Леха сгреб доверчиво подставленное ухо в кулак и сжал пальцы так, что хрящи под ними захрустели, а свободной рукой резко ударил Кемаля в висок, отбросив его от себя. Тот свалился на пол уже без ушной раковины, оставшейся в Лехином кулаке. Из-за хлынувшей крови слуховое отверстие казалось глубокой раной, но татарин был жив и находился в полном сознании, отчего испытанная им боль была совершенно непереносимой. В этот момент он ничего не видел и слышал лишь собственный голос – пронзительный, как визг покрышек резко СКАЧАТЬ