Седьмая жена Есенина (сборник). Сергей Кузнечихин

Чтение книги онлайн.

      «Этак до чего можно докатиться! – кричал он. – Сегодня книги, а завтра партбилеты начнут жечь?»

      Экстренно был собран штаб субботника, на котором заслушалось дело диверсионно-вредительского блока. Обвиняемые во всем сознались. Оказалось, что эти перевертыши никогда не верили в товарища Сталина и у каждого из них было заготовлено по несколько произведений, разоблачающих культ его личности. Мало того, наиболее клеветнические пасквили были уже переведены на немецкий и французский языки Лионом Фейхтвангером и Андре Жидом. Переводы ждали своего часа, и штрейкбрехеры из типографий готовы были в любой момент включить свои продажные машины по приказу специальных служб. После таких признаний вся группа была приговорена к десяти годам исправительных лагерей без права переписки и посмертных переизданий. Исполнение приговора назначили на ближайшее светлое будущее.

      Процесс закончился, но мытарства продолжались. Через неделю после исторического заседания все его участники, и судьи, и подсудимые, были вызваны на общее бюро писательской организации. Все – кроме директора Дворца культуры, который членом Союза писателей не являлся. Не успел вступить. Книгу для него уже написали, но несвоевременная речь Хрущева помешала ее издать. В бюро заседало много авторитетных участников ленинских субботников, они-то и припомнили сталинистам недавний раскол и образование особой фракции, претендующей на лидерство. Поводом для проработки послужил нелепый случай. Библиотечная вахтерша увидела под брючным ремнем Алексея Толстого роман «Хлеб». Советский граф книгу под ремень спрятал, а пиджак по широте своей натуры застегнуть забыл. Вахтерша была из вологодских, живого классика в лицо не знала, хотя приключения Буратино помнила наизусть. Честно выполняя долг, остановила расхитителя, а потом, когда выяснилось, кого она задержала, расстроилась до слез, но было поздно. Ретивые служаки успели сообщить во все комитеты, а завистники писателя подняли шумиху и потребовали собрания. Алексей Николаевич, смущаясь, объяснил, что пообещал книгу с автографом одной из поклонниц, но дома экземпляра не оказалось, поэтому и пришлось прибегнуть к мальчишескому методу. Седина в бороду, а бес в ребро. Пришлось простить за вечную молодость, за талант и за хождение по мукам. К тому же выяснилось, что ни к тем, ни к другим субботникам живой классик отношения не имел. Зато остальным участникам всыпали по первое число. Особенно возмущались верные ленинцы. Даже Солоухину досталось. Припомнили сплетню, будто издание первой книги его стихов благословил сам Сталин. Солоухин, мужик себе на уме, молча выслушал критику и только на улице дал себе волю, проворчал: «Ничего, не облезу, Бог не выдал, свинья не съела, а у вас, дорогие товарищи ленинцы, все еще впереди, все казанские университеты, ужо посмотрим, как вы будете свою лениниану из библиотек тырить». Нагнулся, поднял с земли камушек, подержал на ладони, полюбовался и спрятал за пазуху.