Не беспокойся об элегантности твоего жилища. Ты знаешь, как я нетребовательна (хотя и люблю комфорт, если могу его иметь). Я вполне довольствуюсь небольшим уголком и охотно обхожусь простой, удобной мебелью. Для меня будет большим счастьем быть с тобой и разделить тяготы твоего изгнания. Ты не сомневаешься, я знаю, в том, что если бы не мои обязанности по отношению к семье, я бы с тобой поехала. С моей склонностью к спокойной и уединенной жизни, мне везде хорошо. Скука для меня не существует.
Ей вспоминается: они вдвоем с Петром Петровичем; она сидит, он стоит перед ней, немного взволнованный.
– У меня впечатление, Таша, что ты просто не умеешь вести хозяйства. У тебя всегда не хватает денег.
– Не знаю. Может быть, Пьер, – рассеянно соглашается она, но знает, что это не так. Она очень экономна и думает о другом: почему никогда Петр Петрович не упрекнул ее в том, что ему приходится содержать детей Пушкина? Почему ни единого слова не сказал о тех 50 тысячах, которые она положила в банк за издание собрания сочинений Пушкина? Она ценит его такт, его понимание, что эти деньги законно предназначены детям поэта.
Наступал вечер, и в комнату, где они сидели вдвоем, приходили дети – младшие играли, старшие читали. Наталья Николаевна мастерила из своего старого платья одежду для дочери. Семья экономила свет.
Уезжая надолго, Ланской с некоторым беспокойством оставлял жену. Она была еще очень хороша собою и при желании могла иметь много поклонников. Наталья Николаевна по этому поводу писала ему:
Ты стараешься доказать, мне кажется, что ревнуешь. Будь спокоен, никакой француз не мог бы отдалить меня от моего русского. Пустые слова не могут заменить такую любовь, как твоя. Внушив тебе с помощью божией такое глубокое чувство, я им дорожу… Суета сует, все только суета, кроме любви к богу, и, добавляю, любви к своему мужу, когда он так любит, как это делает мой муж. Я тобою довольна, ты – мною, что же нам искать на стороне, о т д о б р а д о б р а н е и щ у т.
И опять же невольно, наряду с этим письмом, память возвращала прошлое: она могла сказать те же слова Пушкину – что никакой француз не мог отдалить ее от него.
Петр Петрович поднялся, на ослабевших ногах, минуя гостиную, прошел в кабинет и там, скрываясь ото всех, плакал, как ребенок.
Зимой 1837 года он, ротмистр кавалергардского полка, был увлечен Идалией Григорьевной Полетикой, внебрачной дочерью Григория Александровича Строганова и графини д'Ега. Муж Идалии, которого в свете называли «божьей коровкой», – его начальник. В гостях у общих знакомых Идалия, взяв под руку Ланского, спросила значительно:
– Вам, Петр Петрович, могу я доверить чужую душевную тайну? И согласитесь ли вы из любви ко мне помочь в одном сердечном деле?
Он ответил красавице, что готов для нее на все и будет нем как рыба. Тогда Идалия пояснила, что ему придется в назначенный день охранять ее квартиру, в которой состоится свидание ее подруги СКАЧАТЬ