Свидетелей не оставлять. Сергей Зверев

Чтение книги онлайн.

      – Ну и ладно. Плевать мне на все. Пиши: смерть наступила в результате железнодорожных травм, других телесных повреждений не имеется. Напечатал? Давай. Вот тебе моя подпись. А вот печать.

      Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было вынесено в тот же день. По факту, как положено, в течение трех суток было принято решение. Прокурор его утвердил. Галкина кремировали. На похороны его пришел кое-кто из окрестной шпаны, но нельзя было сказать, что присутствующие были раздавлены обрушившимся на них горем. Для порядка пара девчонок пустили слезу. Вскоре о Глюке забыли. Он пришел в мир, чтобы прожить тупую, бессмысленную жизнь. Господу не было угодно, чтобы она длилась долго.

      – Сявый, ты?

      – Глен! Здрасьти-мордасти.

      Гусявин со стуком поставил кувшин с пивом на стол, за которым сидел Глинский. В пивбаре «Садко», прозванном в народе «На дне», было так накурено, что в дыму, как в лондонском тумане, угадывались лишь контуры предметов. Однако друг друга давнишние знакомые срисовали безошибочно.

      – Не возражаешь, Глен, если я с тобой покалякаю за жизнь нашу скорбную?

      – Прилуняйся.

      – Пейте пиво пенное – будет морда охрененная, – продекламировал Сявый и отхлебнул из кувшина. – Давно не виделись. Где был, что видел?

      – Вышел в прошлом году.

      – А я в этом. Покорение Ермаком Сибири. Ты где куковал?

      – В Коми.

      – Считай, что дома. А я в Иркутской области. Мебельный комбинат. Натруживал мозоли на моих артистических руках.

      – Ну и как тебе возвращение?

      – Тут на воле натуральный психодром. Все кувырком.

      – В этом вся прелесть. Ты еще не расчухал.

      – Расчухаю. Весь мир будет лежать у моих ног.

      – Ты всерьез в это веришь?

      – Когда вышел из зоны, вдохнул воздух свободы – верил. Первые десять минут.

      – Чем хочешь заняться?

      – Поглядим – увидим. Не в воркеры же на резиновый комбинат идти. Арбайтен унд копайтен – нет, браток, это не моя стезя. Присмотрюсь, приценюсь, а потом мир вздрогнет от моей тяжелой поступи.

      – Где устроился?

      – Не к бабке же своей идти на десять коммунальных метров. Прописался там, а так пристроился к одной мамзели. Мечта поэта – нежна, тонка, возвышенна и обожает твоего покорного слугу… Видишь, куртка новая. Вместе выбирали. А она платила. Я не мог обидеть и отказать ей в возможности сделать мне подарок.

      У Гусявина на самом деле налаживались дела с библиотекаршей. В первый визит он сумел произвести впечатление, был сдержан, в меру задумчив и грустен, остроумен, но не навязчив. Она заглотнула наживку. «Одинокая женщина – забава, игрушка и прихоть в чужих руках», – говаривал Штепсель, а он уж понимал в одиноких женщинах: значительная часть его воровской карьеры была связана с ними.

      – Никак в брачные аферисты подался, Слава?

      – Это звучит вульгарно. А вдруг у меня любовь? Вдруг свет ее лучистых глаз пробудил во мне дремлющие добродетели?

СКАЧАТЬ