Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали). Лев Николаевич Токарев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ – и не будет. Если прорвёшься на пароход, то по скрипящим, качающимся сходням, с врезающимся в натруженные плечи коромыслом на плечах со всей толпой вломишься на палубу. Через 2 часа сна под скамейкой, в грязи, на которую уже не обращаешь внимания, снова штурм. На этот раз – штурм жалкого, облезлого, скрипящего трамвая. Потом – нервная очередь за обладание базарным прилавком и весами. Потом долгое стояние на дрожащих от усталости и голода ногах. И так – каждый день!, месяцами и годами, всю войну и несколько лет после войны. Так и питались семьёй с клочка земли, да ещё платили так называемый военный налог. Сколькото яиц, сколько-то молока (мы держали одну козу), сколько-то денег в месяц. После такой жизни мне всегда смешно слышать жалобы людей на какие-то «лишения» современных дачников: нет магазина, нет электричества, нет газа и т.п.

      Я был мальчуганом впечатлительным и наблюдательным, всё окружающее впитывал, как губка. Что такое жестокая сталинская власть – очень хорошо помню. Врезался в память эпизод. За деревней в придорожной канаве женщина жнёт серпом траву для своей козы. Подбегает уполномоченный, грубо толкает её, орёт матом – иди работай, а не воруй колхозное добро. Женщина рыдает, жалуется на голодную, смертельную усталость. Но всё – безнадёжно.

      Когда дядя нашёл нас и в 47-м году вернул меня в Ленинград, я понял, по контрасту, какое невероятное изобилие всего было здесь по сравнению с деревней. До сих пор помню, как в 84-й школе, куда поступил учиться по приезде, военрук звал меня подкулачником за рассказы о деревенской жизни.

      В 49 году понял я горький смысл настоящей сталинской крепостной неволи. Получив паспорт, я сразу же отделился от родной матери невидимой, но неразрушимой стеной. По существующему закону я мог, в принципе, жить везде, где разрешали прописку. Мать же такого права была лишена. У неё не было и не могло быть паспорта. Она стала крепостной, «беспаспортной». Значит – была навечно приписана к деревне, в которую приехала на дачу за неделю до войны. Это тошнотворное чувство зависимости преследовало меня всю жизнь.

      Только поступив в ЛЭТИ, и начав подрабатывать в должности лаборанта на кафедре переменных токов, смог посылать несколько десятков рублей стареющей, измотанной жизнью матери, оставшейся в крепостной неволе в деревне.

      Конечно, все эти душевные страдания обостряли желание проникнуть в сущность политического и экономического устройства государства и общества в целом. И это желание не давало покоя всю жизнь.

      В каком направлении строить свою жизнь? Отец считал, что я должен стать или артистом или художником. Наверно поэтому уже в 7 лет направил меня в художественную школу. Но пришла война, разрушив всё. За неделю до войны, 16 июня мы уехали на дачу, в деревню на правом, высоком берегу Волги. Вот где насмотрелся я просторов в самом центре России! Проснувшись утром и выглянув в окно нашей избушки, я уже включался в широкий до бесконечности мир. Прямо, за зеленью садов, СКАЧАТЬ