В той версии истории, которую революционный министр предлагал новой России, нашлось место и для некоторых царей. Так, 5 марта он торжественно передал в Первый департамент Сената акты отречения от трона Николая Второго и великого князя Михаила Александровича. При этом Керенский приветствовал «учреждение, созданное гением Великого Петра для охраны права и законности». Вряд ли такое заявление понравилось всем противникам монархии, однако показательно, что Тан, ветеран революционного движения, счел нужным обратиться именно к данным словам, утверждая: «Поучительно отметить эту словесную дань культурного человека гению Великого Петра, этого свирепого и могучего революционера на троне. Не в пример другим, Керенский явно сознает различие между Петром Великим и ничтожным Николаем Романовым»[281].
Отношение министра к Петру Великому проявилось и в другой ситуации. В июле, в условиях, когда некоторые военные корабли, названные в честь монархов, меняли свои имена, Центральный комитет Балтийского флота поднял вопрос о присвоении учебному судну «Петр Великий» нового имени – «Республика». Керенский же счел нужным сохранить «историческое наименование». Очевидно, что и многие моряки считали возможным оставить «революционера на троне» в пантеоне великих предшественников новой России: всего в составе флота было три корабля, названных в честь Петра I, и все они сохранили свои названия во время революции[282].
И все же именно культ героев революционного движения играл особую роль в той версии прошлого, которую Керенский предлагал стране. При этом между влиянием самого политика и его участием в разработке и реализации революционной политики памяти существовала связь: создавая священный культ «борцов за свободу», он укреплял собственный авторитет[283].
В той версии истории России, которую предлагал Керенский, особое место уделялось декабристам. Показательно, что даже в напряженной атмосфере революции он находил время для обсуждения проекта монумента, посвященного первому поколению «борцов за свободу». Идею возведения памятника политик обсуждал с великим князем Николаем Михайловичем, масоном и знатоком эпохи Александра I, – этот представитель дома Романовых изъявил готовность пожертвовать на указанную цель значительную сумму денег[284]. Примерно через месяц Керенский направил в главную газету партии социалистов-революционеров письмо, которое и было 8 апреля опубликовано. Министр счел нужным высказать свое мнение относительно места для монумента: «При разрешении вопроса о выборе места для памятника жертвам революции надо вспомнить слова Николая Тургенева в его книге “Россия и русские”: “Через сто лет эшафот (декабристов) СКАЧАТЬ
280
281
282
283
Осенью же 1917 года, когда критика Керенского усилилась и в рядах социалистов-революционеров, в вину ему ставилось и то, что он не отозвался должным образом на призывы ЦК партии организовать перезахоронения эсеров-террористов: «Могилы же наших товарищей так и остались заваленными всяким мусором, и мы лишены возможности исполнить свой долг перед нашими героями» (
284
Великий князь писал Керенскому 9 марта: «Наша вчерашняя беседа оставила во мне самое светлое и отрадное впечатление. Моя лепта на памятник декабристам обеспечена от всей души» (Красный архив. 1927. Т. 5 (24). С. 209).