«Годзилла». Или 368 потерянных дней. Андрей Латыголец

Чтение книги онлайн.

      Я намочил своё лицо и посмотрел на себя в зеркало. Казалось, на меня смотрел совершенно другой человек – глаза были поджаты, скулы напряжены. Как бы я не хотел, но у меня совершенно не было желания улыбаться или поддерживать шуточки других ребят. Ничего, период адаптации проходил быстро.

      В семь утра нас построили на приём пищи, вывели на улицу и под счёт направили к столовой. «Стелс» находилась недалеко от штаба части, и представляла собой небольшое одноэтажное строение. Завели внутрь, где мы повесили на вешалках свои бушлаты и друг за другом направились к раздаточной, получать первую порцию солдаткой каши. Я сел за столиком рядом с Дудалевичем, который оказался тем самым моим соседом по койке, и у которого было непропорциональное лицо, так что левая скула выступала в сторону больше правой, Ванным родом из Гомеля и Кокадрекой, больше похожим на миниатюрную свинку. Как оказалось, у них остались домашние харчи, и они разложили их на весь стол. Харчи разрешалось съесть, что мы тут же и исполнили.

      – А я, пожалуй, отведаю и армейского пайка, – сказал Дудалевич, доев свою ссобойку.

      – Фу, как можно есть эту похлёбку, – по-девичьи возмутился Какодреко и надул розовые щёчки.

      Мы ели копчёную колбасу с батоном и запивали это дело апельсиновым соком, делясь первыми впечатлениями.

      – Как я вынесу тут целых полтора года? – вздыхал Ванный, крепкий, взбитый парень, жадно вгрызаясь в бутерброд.

      Относя подносы к отстойнику, нас уже поджидали солдаты, заступившие в наряд по столовой.

      – Слышь, братан, угости сигареткой, – обратился ко мне парень с замученным от недосыпания бледным лицом.

      Я достал пачку и протянул ему.

      – Я пять возьму, – сказал он и наглой грязной рукой вытянул пол пачки.

      Я поставил поднос и направился к выходу.

      – О, земеля, сигаркой не угостишь, совсем курить нечего, – обратился к кому-то за моей спиной тот же голос.

      Возвращаясь в роту, мы сели с сержантом Чухревич в курилке. Как приятно было затянуться первой за эти часы сигаретой. На улице было сыро, я сидел на лавке в этой нелепой форме и с грустью посматривал по сторонам.

      – Не хер этим «слонам» третьего периода сигары раздавать в столовой, вы их вообще экономить должны, ща придут ваши сержанты, а у вас папирос нет, прячьте их подальше, а лучше вообще остальным говорите, что не курите.

      Мы помалкивали, не особо вникая в армейский быт и традиции.

      «Хопіць раскісаць. Мяне нішто не змусіць перамяніцца. Ніякія абставіны. I яшчэ, трэба сабе паабяцаць, з гэтай хвіліны і да апошняга думаць па-беларуску. Няхай гэта будзе маёй падтрымкай, кропля святла ва ўсім гэтым чадзе, каб канчаткова не звар’яцець, застацца чалавекам, мужным і стрыманым, бязлітасным і дзёрскім. Нават у самых складаных абставінах», – подумал я и решил придерживаться этого правила и впредь.