Лиственница. Керим Волковыский

Чтение книги онлайн.

      Нет горечи мудрей и совершенней,

      Чем горечь та, что в зёрнышке таится.

      Арабский город. Зной. Пустыня. Мекка.

      Нет горечи целительней и слаще,

      Чем горечь слёз, на вкус таких солёных.

      Любимый мой. Эллада. Эвридика.

      Нет горечи погибельней и горше,

      Чем горечь смерти – тайное влеченье.

      Германия. Безумие. Лисица.

      Но горечь есть —

      О, краешек свирели!

      Голубка нежная. Рыданье и спасенье.

      Звезда на небе. Ветра дуновенье.

      Пастушья речь. Младенец в колыбели.

      Настигает стрела птицу в полёте.

      Вдоль ущелья стремглав проносится эхо.

      Там вдали каменеет аул вечерний.

      На дороге пыль: гонят с пастбища стадо.

      Чаша озера, опрокинувшись, солнца костёр гасит.

      Наша речь течёт покойно и величаво.

      Хочешь – протяни руку – наберёшь звёзд полные горсти,

      Под зелёным небом спишь, названный брат вселенной.

      … Что же делать, если земля мне дороже человека;

      Если родное небо заставляет глаза и сердце плакать;

      Если раскалённый воздух пьянит, как арак2 голубоглазый.

      А для всей ненависти лишь одно направление знаю – Рoссия

      Как юноша, повергнутый в пучину,

      Как одинокий камушек в оправе,

      Слов истинных произнести не вправе,

      Я только молча, незаметно сгину.

      Как бедуин, лишённый иноходца,

      Как горная река на переправе,

      Слов истинных произнести не вправе,

      Я таю, как звезда на дне колодца.

      Слов истинных произнести не вправе.

      И тщетно я тяну навстречу руку.

      Где силы взять осилить эту муку?

      Как «тишину мне замолчать заставить»?

      Хоть рот зажми – всё вырвется: хочу я!

      О, искушенье, что страшнее ада;

      Безумие таится в толще взгляда,

      Ужели, боже, только смерть врачует?

      Начало сложено. Конец куда-то спрятан,

      Притихло слово, прикусивши жало.

      Луна острей турецкого кинжала,

      А неба край подчищен и заплатан.

      О Исрафил, Мой брат!

      Мой кровный брат! Солёный

      Нас поцелуй соединил с тобой —

      Для жизни? Для смерти?

      Иль то насмешка жестокой и безжалостной судьбы?

      Хотя любил же сын Латоны – Гиацинта,

      Но счастлив не был, ибо был бессмертен.

      Я – смертен, но надеяться не смею:

      Язык цветов мне сладок, но неведом,

      И далеко твой край пурпурно-алый.

      Не больше золота в монетке,

      Не дальше краешка небес,

      А что – не знаю: иней ветки

      Подразукрасил наконец.

      И это – славное начало

      Зимы, надежды и тепла.

      Не СКАЧАТЬ